* * *
Осень. Рассвет.
Ветер ерошит рощу.
Прошлого нет.
Время бредёт на ощупь
в будущий ад,
что представлялся раем.
То есть — назад.
За дровяным сараем
мальчики жгут
стружку, тряпьё, бумагу.
Скрученный в жгут,
дым выжимает влагу
из голубых,
карих, зелёных, серых.
В общем — любых.
Как и до нашей эры.
Русская речь —
всё, что от нас осталось.
Но не сберечь,
видно, и эту малость.
Через века,
в наших останках роясь,
чья-то рука
тронет истлевший голос,
не различив
сослепу рта от паха,
точно включив
клавишу, — и из праха
произрастёт
куст скороспелой масти
и разнесёт
слушателя на части.
Октябрь 1989
* * *
незаметно меняются лица
разговоры на лестницах узких
это детство во сне шевелится
попугай говорит по-французски
проезжает беззвучно телега
по-немецки горланит ворона
проступает земля из-под снега
приближается марш похоронный
наступает весна отступает
прикасается нежно колено
подступает под сердце тупая
возвратившись из долгого плена
а потом не успев объясниться
не приходит ни завтра ни после
и годами мучительно снится
для чего-то безжалостно снится
7 февраля 1994
ИЗ БАРАТЫНСКОГО
Из цикла «Переводы с русского на русский»
Напрасно мы, Делий, мечтаем найти
В сей жизни блаженство прямое
И ловим возвышенным слухом мотив
И в небо взираем пустое.
Вотще! Утешительных горних рулад
Сюда не доносятся звуки.
Телесные муки, душевный разлад —
Не знаки ль грядущей разлуки?
Наш тягостен жребий: положенный срок
Не жить — только грезить о жизни
И ужас скрывать между радостных строк,
Скорбеть по себе и отчизне.
А небо молчит: мы отвержены им.
Молись, славословь или сетуй, —
О, Делий, зачем в этой тьме нам двоим
Открыто страданье по свету?
Чем зренье острей, — непрогляднее мгла.
Чем в сердце страдания боле,
Тем песня честней... Слышишь, жизнь полегла
Цепочкою слов через поле?..
Зима 1994—1995
* * *
И. Б.
зима стирает всё улыбки взгляды
черты лица
и замерзают до весны рулады
в устах певца
он и не знает что пройдёт лет тридцать
и в том краю
куда ему вовек не возвратиться
я подпою
я подхвачу мотив его далёкий
я повторю
«вороньи гнёзда как каверны в лёгких
благодарю»
бог подражанья но не плагиата
поймёт лишь он
что это жизнь должно быть виновата
что я лишён
уже теперь случайного несходства
того что с нас
стирает смерть как мелкое уродство
в урочный час
5 февраля 1995
ORIENTAL DREAM
задник освещается розовым
выступает из тьмы мостик через ручей
девушка поёт по-китайски
птицы звенят как стаканы в буфете
грохот поезда зарождается в посудном шкафу
это весна
старый крестьянин говорит как по писаному
ветер шумит стыдливо и жертвенно
дождь приближается неотвратимо
лепестки уплывают кружась
облака как пьяные грациозны и неуклюжи
это весна
я плыву в лодке отодвигая ветки
мелодия приближается и становится невыносимой
всё что не удалось можно ещё повторить
в последний раз ни на что не надеясь потому что
ничего не известно кроме того что кончается
эта весна
15 сентября 1995 (19 января 1996)
* * *
я ночью проснулся и мне показалось
прости показалось что ты умираешь
что крыльями машешь и просишь проснуться
и что-то чудовищное вытворяешь
и я потянулся с бессмысленной силой
как некто ты помнишь ещё ль в эрзеруме
беспечно спросить что везёте грузина
не в силах поверить что ты уже умер
что ты уже умер и стал наконец-то
законченной речью звучащей на зависть
оставленным нам позабытым ненужным
молчанья грядущего горькая завязь
на севере диком стоял одиноко
разграбленный город над тёмной водою
как призрак того кто лежал неподвижно
с протянутой в вечность отсюда рукою
гудело в стекле неподвижное пламя
густеющей струйкой стекая с запястья
и ночь щебетала в ушах птицелова
о чём-то кто знает о смерти о счастье
текла отливая лиловою сталью
немецкая ночь и сквозь грани кристалла
я что-то такое мне кажется понял
что в общем-то нам понимать не пристало
я ночью проснулся как будто очнулся
от жизни от страсти от боли от долга
с пустым наконец-то бесчувственным сердцем
всем телом впадая в пустое пространство
бесследно как в каспий послушная волга
19 марта 1996, frankfurt am main — 1 января 1997, Харьков
ИЗ ПОЛОНСКОГО
Из цикла «Переводы с русского на русский»
Уж ельник помрачнел — и сквозь вершин колючих
Цедила тьма последний луч зари,
И над водою тёплой только скрип уключин,
Казалось, сам с собою говорил.
И наша лодка пробиралась, как слепая,
По тёмной глади, в тростниках шурша,
И птица хлопнула крылом, взлетая
И задевая листья камыша.
От праздных дел и скуки деловитой
В тот тихий час отплыли мы с тобой.
Над платьем траурным и мраморной ланитой
Твоей склонился с лаской домовитой
И в сердце нам проник покой.
И голос твой доверчивый был сладок.
Я слушал — и наслушаться не мог.
И всё казалось — в шумном шёлке складок
Лепечет нарождающийся бог.
И я невольно счастью ужаснулся —
И выпутал весло из плена водных трав,
От сладких грёз, испуганный, очнулся,
От сердца сердце с кровью оторвал.
И мир холодный встал передо мною,
И капля гулкая с весла стекла —
И жизнь предстала тёмной глубиною
С поверхностью, которая светла.
10 февраля 2000
* * *
— жизнь моя останавливается, я тебе говорю
жизнь моя, говорю я, остановилась почти
дождь постучится в стёкла — раму приотворю
слушаю твой протяжный влажный речитатив
в этом году, мне кажется, что-то произойдёт
трещины, как морщины, будущее бороздят...
то ли поиздержался звёздами небосвод
то ли подзадержался я у тебя в гостях
шёл — и остановился, лёг, словно клипер, в дрейф
хлопну во тьме ветрилом, свистну, — а ветра нет
что ты на это скажешь? не суетись? не дрейфь?.,
может, и вправду утро вечера мудреней?..
— жизнь твоя продолжается, — так ты мне говоришь
видишь вон тех барашков, что по небу семенят?
хочешь ещё чего-нибудь? помнишь ночной париж?
веришь же ты во что-то, пусть даже и не в меня?
— но отчего на привязи, — спрашиваю я тебя
мысли мои, и руки в движениях не верны?
не отвечаешь, медлишь, облачко теребя
словно увидел что-то с изнаночной стороны
31 мая 2000
* * *
а евгений иванович топчется возле доски
бьётся с вовкой щегатовым (что ему этот щегатов?)
и проносятся ласточки мимо окна взапуски
оглушительно дерзко бессмысленно щеголевато
как визжат они! — нет, то грядущее наше орёт
что известно любому что нет исключений из правил
вовка формулу вспомнит евгений иваныч умрёт
а потом всё пройдёт и следа по себе не оставит
6 февраля 2002
* * *
когда поблуждав по извилинам
возвращается небо в аптеку
зима переходит с землёю на «ты»
неодушевлённые деревья
чего-то ждут в отдаленье
утопая в собственных страхах
голова селёдки топорщит жабры
в зубах беспризорной кошки
мотоцикл юлит в колее
снег забрызган мочой
и забытые богом лошади
терпят всё как Он повелел
все кого мы любили
изуродованы как черепахи
вывернуты наизнанку
выведены в расход
чувство неисполненного долга
жаркий стыд и небесная синька
всё перемешалось слежалось окаменело
и оттепель не наступает
как ни дуй на замёрзшие пальцы
как ни тверди перед запертой дверью:
я здесь здесь
17 июня 2002
* * *
однажды
после того как она накричала на меня
в субботу вечером
после того как она испекла пирог
а перед тем
мы решили не делать укол
кошке (так сладко та спала)
после того
как мы посмотрели два фильма —
Алана Паркера (1982)
и Питера Йейтса (1969)
и я прочёл две главы из «Манхэттэна»
после моих и её мыслей
оставшихся невысказанными
после короткого летнего дня
наступила ночь —
и мне кажется
что за окном идёт снег
сейчас я спрашиваю её — тебя:
скажи, как ты можешь жить
жить в этом времени
в этом «сегодня»
тридцать лет спустя
после конца
самого замечательного десятилетия
прошлого века?
но ты не отвечаешь
ты спишь — так сладко
так безмятежно, так легко
как будто за окном идёт снег
как будто тебе двадцать лет
как будто твои промокшие ботинки
греются возле батареи
подрагивая кончиками шнурков
как будто неоновые рекламы
помаргивают от искрящегося снегопада
и белые хлопья
доверчиво падают в чёрную воду
как будто в холодной пустоте
звучат всплески смеха
и шелест шин на набережной
перемежается джазовыми аккордами
звучащими как обещание:
не горюй, ничего не случится
спи спокойно, не бойся
счастье, если в него поверить...
24 августа 2002
* * *
человек поглощает обиду
человек принимает печаль
человек исчезает из виду
налегая ногой на педаль
он куда-то всё едет и едет
беспричинное что-то орёт
то он весел на велосипеде
то на поезде наоборот
посидеть бы ему на крылечке
полежать бы в больнице ему
три бы гривны занять до получки
а потом не отдать никому
что-то главное в жизни бы сделать
а потом налегке умереть
и с небес на забытое тело
не смотреть не смотреть не смотреть
19 января 2003, 01:30
|
