ПОТАПОВ И КОСМОС

Каждый вечер, едва стемнеет, Потапов выходил на стадион мединститута, становился посреди некошеного футбольного поля, задирал голову и смотрел. Вот вылезла голова Змеи, вот — хвост, вот Щит, вот Весы, вот Геркулес...

Увлечение космосом началось у Потапова два года назад. Здесь же, на этом стадионе. Дело было ближе к полуночи, и они вместе с товарищем по работе пили на трибуне пиво. Пили и бегали в магазинчик, снова пили, курили и отходили к кустам по малой нужде. И в очередной раз, когда товарищ отправился «пойду отолью», у Потапова из кармана рубашки сами по себе (кино) стали выпрыгивать деньги. Два червонца и несколько двушек с гривнами. Весь остаток. Будто бы невидимые пальцы забрались к Потапову в карман и потянули содержимое.

Потапов попытался остановить их, но не тут то было. Купюры лихо ускользали из рук, поднимаясь всё выше и выше. Промах, промах, промах, и вот уже денежка поднялась туда, куда Потапову не дотянуться — метра на три от земли — и продолжила свой путь наверх. К небу. К звёздам. В космос.

— Чего случилось?

— А-а?

— Случилось чего, спрашиваю?

— Деньги, — ответил Потапов.

— Потерял? — удивился товарищ.

И тут Потапов понял, что говорить, как всё произошло, не нужно, что товарищ — он хоть и товарищ, но точно посмеётся да поподкалывает. А ещё, не дай бог, в понедельник на работе: «Ну, что, Потапов, марсиане денег не вернули?» — и хохот всей курилки.

— Было гривен тридцать в кармане. Прикинь. А я рукой — раз — и нету.

— Наверное, где-то здесь и выпали. Под лавкой смотрел?

«Я вроде и не пьяный», — подумал Потапов.

— А возле?

«Не может же привидеться такое? Всего-то после двух литров?»

— Может, когда в магазин бегали?

Само собой, деньги так и не нашлись. Ни под лавкой, ни возле, ни на дорожке, ни перед магазином. Потапов с товарищем посмотрели всюду, где могли выпасть деньги.

— Да ладно, Потапов, хрен с ними. Бывает. Держи пятёрку на маршрутку. И идём угощу тебя пивом.

С тех пор Потапов стал по вечерам выходить на стадион и смотреть вверх. Туда, куда улетели деньги. Хотя дело было, конечно же, не в деньгах — подумаешь, тридцать гривен (а если точно, то и вовсе двадцать шесть) — терялись суммы и побольше. Например, конверт с зарплатой, и ничего — что делать? — погрустили и забыли.

А хотелось Потапову волшебства. Хотелось ещё раз увидеть, почувствовать что-нибудь необычное, необъяснимое, загадочное.

Но космос молчал.

Потапов часто задумывался: что же это было? Зачем понадобились космосу потаповские деньги? А если зачем-то и понадобились, то почему же не требуется ничего ещё?

Потапов каждый вечер носил не меньше десятки в кармане рубашки. И никогда не застегивал пуговицу на кармане, чтобы купюры было легко вытянуть.

Как правило, Потапов был на стадионе один. Редкие парочки на трибунах — не в счёт. Им ни до кого нет дела. Обнимаются, целуются, смеются.

Лишь однажды подошёл к Потапову подвыпивший мужичок и спросил: «Что, космос любишь?» «Да», — ответил Потапов. «А он тебя?» — спросил мужичок и заржал.

Космос молчал. Никак не отвечал ни на взгляды, ни на вопросы, ни на улыбки с подмигиваниями, ни на просьбы — молчаливые, а иногда и нет. Ни на угрозы типа: «Молчишь!? Хрен я к тебе ещё раз приду!»

Потапов приходил на стадион каждый вечер. И в пасмурный, и в дождливый, и зимой, и осенью, и ранней весной. Когда было холодно, Потапов прихватывал с собой немного коньячка или водочки и пил, не сводя с космоса глаз.

Когда падали звёзды, Потапов загадывал желание, всегда одно и то же.

«Почему же я обращаюсь к космосу целиком? К такому большому. Бесконечному? — часто думал Потапов, возвращаясь со стадиона. — Я ведь не пытаюсь говорить со всем человечеством, а так — то с тем человеком, то с тем, то с тем. С ребятами, приятелями, родственниками, друзьями, соседями. Моими ребятами, моими приятелями, моими родственниками, моими друзьями, моими соседями. И не получаю денег просто так, а зарабатываю... Свои деньги. Может, надо искать свой космос, и говорить именно с ним?»

Однажды, придя на стадион, Потапов увидел, что футбольное поле полно людей и что все они смотрят в небо. А в небе, в космосе шёл какой-то невероятный фестиваль. Звёзды летали словно мотыльки, будто бы всем созвездиям наконец-то дали команду «вольно!»

Потапов хотел подойти и стать рядом с этими людьми, посреди поля, на своём привычном месте, но передумал. Волшебство умерло. Потапов расстроился. «Вы бы тут зимой постояли, или под дождём!»

Потапов отошёл к трибунам и сел на лавочку в первом ряду. Недолго косился на небо (звёзды — как гирлянды на новогодней ёлке), потом сплюнул, обозвал космос козлом и уставился на свои ноги. А затем посмотрел на футбольное поле.

И вдруг люди показались Потапову смешными. Мужик присел завязывать шнурки. Девушка повисла на руке своего парня: «Хватит, пошли!» Женщина танцевала. Кто-то снимал небо на телефон. Кто-то крестился. Кто-то стоял с таким лицом, будто бы его привели сюда насильно...

Потапов увлечённо смотрел на них, и сразу даже не заметил, что уже не сидит на лавочке, а поднимается. Всё выше и выше.

Когда Потапов поднялся так высоко, что мог видеть и весь мединститут с общагами, и ночной магазинчик, и автобусную остановку, и аллею перед памятником, у людей из карманов, кошельков, сумочек стали выпрыгивать деньги — монетки, гривны, пятёрки, десятки, полтинники, сотни, двухсотки и совсем уж новые пятисотки — и подниматься к нему, к Потапову, или вернее — вместе с ним, выше, в космос.

АЭРОБЫ
(фрагмент романа «Нечётная глава»)

Я ещё раз мысленно повторил, что пришёл встретить младшую сестру, которая занимается здесь аэробикой, но не поверил ни единому своему слову.

Если вспомнить, что случилось до этого — ничего такого — если, конечно, не считать знаком свыше то, что троллейбус возник на остановке, едва я подошёл, да к тому же почти пустой и без кондуктора. Дальше? Я вышел на конечной остановке, спустился вниз к НИИ, вернее, его зданию, так как сам институт занимал теперь не более пяти процентов общей площади. Здесь были рекламные агентства, туристические агентства, модельные агентства, агентства по продаже недвижимости, Интернет-клубы, общественные организации, культурные центры, курсы английского языка. И спортивный зал, куда ходила моя младшая сестра.

Я поднялся по ступенькам ко входу, прошёл мимо вахтёрши, через вертушку, в холл и сел на стул у стены. Стеклянная витрина, сквозь которую видны дорога и автостоянка; уголок вахтёра: стол, стулья, два телефона, пульт сигнализации, щит с ключами, радиоприёмник; кусок лестницы, ведущей наверх; лифт с табличкой «Ремонт», стол с какими-то письмами и рекламными проспектами, несколько дверей, широкий коридор и зелёные цифры на табло настенных электронных часов.

Когда я вошёл, часы показывали девятнадцать минут восьмого. Напоминание о том, что я вышел пораньше, чтобы не спеша пройтись, а не для того, чтобы ехать на троллейбусе. Занятия сестры заканчиваются в начале девятого, но она говорила, что их часто задерживают до без четверти девять. Плюс время на то, чтобы переодеться. Я пришёл слишком рано и слишком поздно это понял.

Внутреннего освещения было недостаточно, чтобы даже на секунду забыть о темноте. Мир сумерек.

За исключением меня и вахтёрши внизу никого не было. Изредка, раз в десять минут, кто-нибудь проходил сквозь вертушку, бросал «до свидания» вахтёрше и выбегал на улицу, обычно не придержав дверь, так что та сразу же громко говорила о себе.

Развлечений (пожалуй, лучше сказать «развлечений») было немного — разговор вахтёрши со своей подругой по телефону: как и большинство женщин их возраста, они обсуждали садоводческие проблемы и пересказывали друг другу пропущенные серии телесериалов; пульсирующая точка, отделяющая на табло минуты от часов; ступеньки лестницы; журнал с рекламными объявлениями и дорога за окном. Кроме того, можно было выйти покурить.

После я обратил внимание на то, как долго вращается вертушка, если выходящий её не придерживает. В первый раз, на который я обратил внимание, — минуту пятьдесят, во второй — две с половиной. Это казалось чем-то фантастическим. Через время появился ещё один человек, который просто пробежал сквозь вертушку, так сильно раскрутив её, что я стал ждать нового рекорда, но всё испортила вахтёрша — подошла и остановила вертушку. Я вдохнул, и в этот момент воздух показался невероятно тяжёлым. Это было похоже на удушье.

Чтобы хоть что-то сделать с этим, я вышел на улицу. Проходя, сильно крутанул вертушку, но женщина остановила её и в этот раз, да ещё и сказала: «Аккуратней!»

Вернувшись, я засомневался во всём. Туда ли я пришёл? Есть ли смысл в том, что я здесь очутился? Здесь ли моя сестра?..

...И тут началось то, чему я так и не нашёл объяснения. Одна из дверей распахнулась, и оттуда вышли две женщины. Они подошли и остановились у моего стула, так близко, что кроме них я ничего не видел. Я обратился к ним, но ответа не последовало. Обратился ещё раз, после закричал, но всё безуспешно. Они продолжали разговаривать, так, словно меня не существовало. Может, лучше заменить «словно» на «как»?

Я хотел встать, толкнуть их и, если они посмеют как-то грубо высказаться, повалить на пол, но понял, что не могу этого сделать. Тело не слушалось меня.

В половине девятого они ушли.

Я нашел ещё одно развлечение, которое, будучи совершенно идиотским, невероятно веселило меня. Я стал обращаться к проходящим, оскорблять их, кричать на них, цепляться к словам.

У одного мужчины был большой нос, и я не упустил возможности сказать ему про это, причём не просто сказать, а прокричать. «Пошёл вон отсюда! — сказал я высокому крепкому парню. — И чтоб больше здесь не появлялся». Предложил прямо сейчас же заняться сексом двум девушкам. «Ну что, козёл?» — спросил у мужчины, посмотревшего в мою сторону.

Без пяти девять появились девочки, которых я видел раньше — те, что занимаются вместе с моей сестрой. Шутки в сторону. Я закричал, попытался встать, но безрезультатно.

Когда появилась сестра, я запаниковал, закричал так, словно меня пытались распилить на части бензопилой. Но сестра меня не услышала, да ещё и невольно сплющила, сказав подруге громко и с недовольством: «Что-то моего братца нету. Ну, мама ему устроит, когда я скажу, что он меня не встретил!»

Они ушли, и в опустевшем холле возник страх.

«Со мной всё в порядке», — промелькнуло где-то внутри.

«Со мной?», «мне?», «я?» Я сомневался в значении и смысле этих слов так же, как сомневаются в существовании инопланетян.

...я вернулся в обычное состояние в половине одиннадцатого. Минут пять я пел, вернее, за отсутствием голоса, просто орал во всё горло. Окончательно расслабившись, откинув голову, закрыв глаза. И вдруг...

— Это ещё что такое? — закричала вахтёрша, испуганно и в то же время с напором.

Я замолчал, открыл глаза и медленно навел взгляд на неё, будучи уверен, что она обращается к кому-то третьему. Но она смотрела на меня.

— Ты что здесь делаешь? И чего орёшь?

— Я... — улыбка растянулась во всё лицо, не давая вымолвить ни слова.

— Пошёл вон отсюда!

И я понял, что она не шутит. В её руках была ручка от швабры. Сперва я не воспринял орудие всерьёз, пока не получил палкой по плечу. Казалось, что цель вахтёрши — не выгнать меня, а избить до полусмерти.

Пришлось действовать быстро. Я проскочил мимо неё, перепрыгнул через вертушку и выбежал на улицу.

«Пошёл вон отсюда! — прокричала она мне вслед. — И чтоб больше здесь не появлялся».