ВИДЕНИЕ ОДИНОКОГО

— Вам, смелым искателям, и всем, кто когда-либо плавал под коварными парусами по страшным морям —

— вам, опьянённым загадками любителям сумерек, чья душа привлекается звуками свирели ко всякой обманчивой пучине:

— ибо вы не хотите нащупывать нить трусливой рукой, и где можете вы угадать, там презираете вы исследование, —

— вам одним расскажу я загадку, которую видел я — призрак, представший пред самым одиноким.

Ф. В. Ницше

Отец, мы блуждаем во тьме,

Отец, мы ничего не понимаем,

и блуждая во тьме, преклоняем голову.

Песня индейцев племени Сайневе

Действующие лица

Первый Безымянный

Второй Безымянный

Первая Горничная

Вторая Горничная

Посыльный (он же господин Фогт, председатель магистрата)

Его Жена

Капитан

Комната в гостинице. Вечер. Начинает смеркаться. В комнате два человека — Первый Безымянный и Второй Безымянный. Первый сидит на переднем плане за столом, его лицо закрыто. Второй стоит где-то в глубине сцены в темноте или вообще за ширмой. Его не видно. Слышен голос. Кто говорит — непонятно. Это может быть любой из двух. Но на самом деле это — Второй.

«Во время оно стоял град на берегу моря, ныне ушедший на дно его, и был во граде том дивный дворец, возведённый в древние века искусными зодчими. И жили в том дворце девы, собранные со всей страны для обучения различным наукам и прочим премудростям, необходимым для жизни в миру. И слыли те девы весьма сведущими в звёздах, словах и числах, а более учёности своей, поистине необыкновенной, славились они своей красой и добродетелями, коих было у них множество неисчислимое. И сходились странники с дальних краёв обитаемых земель, дабы узреть воочию всё то многообразие форм, в коих воплотил Господь красоту и мудрость. И были те девы прекрасны ликом и помыслами, кожей светлы и смуглы также, волосы же их были рыжими, как пламя, горящее на жертвеннике, чёрными, как самый глубокий траур и — белокурыми, как лёгкие облака, пролетающие над городом. И когда милосердный вечер тяжёлой дланью опускал жаркое солнце в прохладную влагу далёких горизонтов, наступало благостное отдохновение после дня, проведённого в трудах на нивах познания, и тогда собирались девы у окон, смотрели на бескрайнее море, лежащее пред их очами, и думали о том, как кипит вода в том месте, где солнце нисходит в бездну морскую. Они созерцали тонущее светило, и с восторгом и ужасом ждали последний луч — безнадёжный, отчаянный и страшный в своей обречённости. Горе мореплавателю, ставшему на пути у луча! Будь это чёлн рыбака, купеческое судно или грозный военный корабль — будет он объят пламенем, которого не погасить и не избежать. Если же стоящий на берегу узрит тот луч, то будет ему наказанием слепота или безумие. Всё это ведали премудрые девы и в надлежащий миг закрывали глаза, сквозь щит, сотворённый из плоти, чувствуя биение гибнущего света. Невыразимая печаль овладевала их сердцами, и шли они спать в величайшем смущении». (Второй Безымянный выходит на свет. Его становится видно.) Этот фрагмент манускрипта, покрытый пылью листок, я нашёл в библиотеке одного захолустного местечка. Библиотека была пуста, кроме меня и старичка-библиотекаря там никого не было. Я сунул листок в карман и ушёл незамеченным.

Первый Безымянный: Получается, что вы его украли.

Второй Безымянный: Значит, украл. Этот листок — наверняка подделка и не имеет никакой ценности. А меня это повествование чем-то тронуло. Вы когда-нибудь видели закат на море?

Первый Безымянный: Очень много раз. Очень много.

Второй Безымянный: Людям свойственно низводить всё до своего понимания. Бог создал мир, а человек миф о сотворении; людям дали десять заповедей, а они запомнили лишь закон талиона. Знаете, я тоже очень много раз наблюдал закат на море, и каждый раз в последний момент закрывал глаза, как те девушки. Каждый раз мне казалось, что произойдёт что-то страшное.

Первый Безымянный: Что же могло произойти?

Второй Безымянный: Не знаю. Взрыв, пожар, всемирный потоп, конец света. Но ничего не происходило. А, прочитав этот отрывок, я понял, что всё-таки что-то было там, в темноте, за моими глазами. Может быть и стоит как-нибудь их открыть. (Пауза.) Вы, случайно, не видели мой блокнот?

Первый Безымянный: Вы поэт, друг мой, поэт, и, как все поэты, невероятно рассеяны. Вот он, ваш блокнот А я вот, знаете ли, никогда не закрывал глаза, когда смотрел на закат. И что же вы думали...

Второй Безымянный (перебивает): С вами ничего не случилось.

Первый Безымянный: Отнюдь! У меня теперь слабое зрение, и, кроме того, я три месяца лечил свои расстроенные нервы на одном из горных курортов.

Второй Безымянный: Вот как?! И что же — вы мне не верите?

Первый Безымянный: Конечно, верю! (Улыбается.) Просто за прошедшее время либо луч ослабел, либо люди окрепли — одно из двух. Знаете что? Простите за прозу, но я очень хочу есть. Давайте закажем ужин.

Второй Безымянный: Да, это неплохая идея. Я, признаться, тоже проголодался.

Первый Безымянный звонит в звонок. Входит Первая Горничная.

Первая Горничная: Что вам угодно?

Первый Безымянный: Мы хотели бы заказать ужин в номер. Ужин на двоих и вина — бутылку. Нет, лучше две.

Первая Горничная: Будет исполнено, господа. Не успеете и глазом моргнуть. (Уходит.)

Второй Безымянный: Ну, насчёт глаза — это она погорячилась. Ждать придётся долго. Знаю я эти гостиницы.

Пауза.

Первый Безымянный: Вам не показалось, что здесь все как-то не в себе? Как будто боятся чего-то? И на нас так странно косятся?

Второй Безымянный: Вы тоже это заметили? А я уж подумал, что у меня начинается мания преследования.

Первый Безымянный: Что ж, может, мы оба ей подвержены. В конце концов, наверняка все эти странности — просто проявление элементарной провинциальной ксенофобии.

Второй Безымянный: Красивое слово. Греки были мастера давать названия.

Первый Безымянный: Но всё-таки, вы знаете, какая-то мистика тут есть. Например — этот город не обозначен на карте.

Второй Безымянный: Не может быть — город-то далеко не маленький.

Первый Безымянный: Честное слово. Сейчас я вам покажу. (Ищет карту, показывает.) Вот, видите — линия побережья. Вот дорога, по которой я ехал. А вот здесь должна быть развилка и поворот направо, к полуострову. Вместо этого тут условные знаки, означающие пустоши. И даже полуострова нет.

Второй Безымянный: Странно, конечно. Но это может быть просто ошибка. Небрежность в работе, пьяный наборщик — вы же знаете, как это бывает.

Первый Безымянный: Да, конечно. Но всё равно — мне тут как-то не по себе. Возможно, я завтра уеду. (Подходит к окну.) Вслушайтесь — какая тут дикая тишина. Ничего человеческого не слышно. Только ветер и прибой.

Второй Безымянный: Это место слишком далеко от моря. Но вам хочется слышать прибой — и вы его слышите.

Первый Безымянный: Ещё я слышу, что вы взволнованы. У вас сердце стучит.

Второй Безымянный: У меня нет сердца. Так мне сказала одна женщина. (Грустно улыбается.)

Первый Безымянный: Иногда хорошо не иметь сердца. Оно может выдать в неподходящий момент. Вы знаете историю про конюха и королеву?

Второй Безымянный: Что-то припоминаю. Это была жена Агилульфа, короля лангобардов...

Первый Безымянный: Да. Конюх возжелал её и овладел ею, выдав себя за короля.

Второй Безымянный: Эта достойная дама, очевидно, была очень глупа. Хотя наверняка столь же хороша собой. Иначе конюх бы так не рисковал.

Первый Безымянный: Агилульф заподозрил неладное и решил найти предполагаемого преступника. Он прошёл в помещение, где спала челядь — что-то вроде казармы — и стал слушать сердца у спящих. У конюха сердце билось как маятник — от пережитого экстаза или от страха, скорее сразу по двум причинам.

Второй Безымянный: Этот варварский король был неплохой психолог. А чем кончилась эта поучительная история?

Первый Безымянный: Король отложил расправу до утра. Взял ножницы, выстриг у конюха клок волос и с чистой совестью отправился спать. Конюх же был хитрый малый и состриг локоны у всех спящих. Порок так достался безнаказанным.

Второй Безымянный: Одного не понимаю — почему бы королю не взять фонарь, светильник, факел — чем там они пользовались — и не посмотреть наверняка?

Первый Безымянный: Ну, он же был король, а не лавочник. (Улыбается.) Тогда бы эта история потеряла всю романтику.

Второй Безымянный: Такое могло случиться только в те времена, когда царила святая простота нравов. Sancta simplicitas. Сейчас иной королевский конюх может прожить всю жизнь, так и не увидев королевы.

Первый Безымянный: Аминь! (Улыбается, поднимает руки вверх и разводит их в стороны.) Единственное, что хорошего я вижу в моём пребывании здесь, так это наше знакомство.

Второй Безымянный: Я тоже весьма рад нашей встрече, хотя я редко вот так сразу проникаюсь симпатией к людям. Я, в общем-то, мизантроп. Но в этих местах встретить живого человека — просто чудо, это я понял

Первый Безымянный: Да уж. Места тут гиблые. Даже оторопь берёт. О чем вы думали там, на набережной?

Второй Безымянный: Я смотрел на мёртвого дельфина, выброшенного на берег. У него был разорван живот, и какая-то морская птица с упоением терзала его внутренности. Глядя на эту картину — настоящее торжество смерти, — я думал об орле и Прометее, о падении Беллерофонта, о гибели Трои, о печальном конце отважного Ясона, погребённого под останками собственного судна; я думал о магии моря, о том, что заставляет людей срываться с насиженных мест, об островах — камешках в ладонях материков, о Ганноне, Ганнибале, о финикийцах и возникновении письменности. Дельфин, кстати, ужасно вонял. Потом появились вы.

Первый Безымянный: Я просто путешествовал. Шёл сильный дождь. Он шёл несколько суток, и я начал ощущать себя Ноем... или одним из его детей — Хамом, скорее всего. Неожиданно передо мной появилась развилка, о которой я вам говорил, и дорожный указатель с расстоянием до города. Я не верил своим глазам. Всё это было так загадочно, что я не мог преодолеть искушение и повернул направо. Так я очутился в этом городе, странном месте, которого нет на карте. Мне начало казаться, что все мои чувства обманывают меня самым подлым образом. Я видел полуостров — клык, вонзившийся в плоть моря, я видел дома, чьи камни свидетельствовали об их древности, я видел людей, самых настоящих, обычных людей, которые занимались ремёслами, нянчили детей и ходили в церковь. Я даже видел пастора — он был толст и румян. (Переводит дух.) Я увидел гавань без единого паруса, набережную и вас, стоящего у парапета, задумчивого и неподвижного. Я подошёл и заговорил с вами.

Второй Безымянный: Я вздрогнул от вашего вопроса. Вы спросили, который час.

Первый Безымянный: Да. Вы ответили, что у вас нет часов.

Второй Безымянный: Тогда вы сами достали часы из кармана и сказали — начало первого. День поднялся на вершину и начал падать...

Первый Безымянный: ...и начал падать — так я сказал. Потом вы спросили, почему я, имея часы, узнавал время у вас.

Второй Безымянный: Должен же я как-то начать разговор — ответили вы.

Первый Безымянный: Иной разговор не стоит и начинать — так сказали вы и улыбнулись, странно улыбнулись, опустив уголки рта вниз.

Второй Безымянный: Потом вы сделали предположение, что я не местный.

Первый Безымянный: Правильное предположение. Вы ответили, что на земле все люди — не местные и только Господь у себя дома.

Второй Безымянный: Да, так я ответил и тотчас устыдился собственной резкости. Вы ведь не желали ничего дурного, вы были со мной учтивы, вы просто хотели поговорить с кем-то, вы так устали от одиночества, и я признаться, тоже. Ведь одиночество — хорошее лекарство, если не употреблять его в больших количествах Тогда к нему привыкаешь, и оно становится ядом, наркотиком, безумием; одиночество начинает спать в твоей кровати и сталкивать тебя на пол во сне; оно пересаливает твою пищу, закрывает книгу на нужной странице прячет карандаши в дальние места, распахивает окна, когда на улице ливень; оно становится господином и повелевает тобой... (Пауза.) Я поднял глаза и повернулся.

Первый Безымянный: В тот же миг раздался шум крыльев. Птица бросила падаль и улетела. Мы её напугали.

Второй Безымянный: Птица не боялась нас, когда была голодна. Насытившись, она почувствовала страх и исчезла, но она обязательно вернётся, ещё миллионы раз вернётся. Сейчас я закрываю глаза и представляю себе жуткий мир, в котором есть только мёртвый дельфин и птица, поедающая труп, и больше никого. Но — только на первый взгляд. Ведь когда птица закончит свою трапезу, ей будет больше нечего есть, и она умрёт от голода рядом со скелетом своей жертвы; тогда прилетит другая птица, поменьше, и пожрёт её — и так целую Вечность. Думая об этом, я начинаю сходить с ума.

Первый Безымянный: Успокойтесь, друг мой. Вы взволнованы, ваши нервы напряжены, дурные мысли наводят на вас тоску. Эта гостиница, конечно, не лучшее место в мире, но и тут можно найти маленькие радости, а они-то и есть самые приятные. Скоро принесут ужин, дивный горячий ужин, И вино, старое доброе красное вино — это вас утешит, поверьте моему опыту. А завтра мы уедем отсюда.

Второй Безымянный: Да-да, вы правы. Что-то я совсем разошёлся. Здешний воздух просто чудовищно действует на моё воображение. Я ведь, знаете, заблудился под этим проклятым дождём, о котором вы говорили, и попал сюда совершенно случайно. Здесь же всё — как везде, но понимаете, в чём дело: там, в гавани, нет ни одного корабля, ни единого — вот что странно. Вы же видели эту гавань, она как пасть, распахнутая для укуса, и два причала-зуба на противоположных сторонах, и ещё этот дельфин...

Первый Безымянный: Ну, вот, вы опять за своё. Успокойтесь, ради бога!

Второй Безымянный: Да нет же, послушайте! Тот причал, который справа — он старый, заброшенный, никто им не пользуется вроде, но все тут как бы и сторонятся его и в тоже время внимательно так смотрят в ту сторону — вы не заметили?

Первый Безымянный: Умоляю вас, поберегите нервы! Это всё ваше расстроенное воображение. (Стук в дверь.) Ну, вот и ужин. Войдите!

Входит Посыльный с письмом.

Посыльный: Здравствуйте.

Первый Безымянный: Здравствуйте.

Второй Безымянный: Добрый день.

Посыльный: Я из городского магистрата.

Первый Безымянный: К нам? Вы не ошиблись?

Посыльный: Я с письмом. Там всё сказано. (Кладёт письмо на стол и уходит.)

Второй Безымянный: Это что, тоже моё расстроенное воображение?

Первый Безымянный: Сейчас посмотрим — кто ж тут нам пишет письма. (Читает.) «Городской магистрат с почтением приветствует двух путешественников и настоятельно советует, просит, рекомендует, требует покинуть город до наступления темноты. В противном случае оставляем за собой право действовать по своему усмотрению».

Второй Безымянный: Ну, так у кого расстроенное воображение?

Первый Безымянный: Я мог бы подумать, что это кто-то глупо пошутил — но ведь тут у нас нет никаких знакомых. (Смотрит на письмо.) Печать вроде настоящая. Хотел бы я знать, что может означать «действовать по своему усмотрению»? Не убьют же нас тут.

Второй Безымянный (смотрит письмо): И что мы будем теперь делать? Уедем?

Первый Безымянный: Вот уж нет! Меня так просто не прогонишь. Скажите, пожалуйста — по своему усмотрению! Мы что — преступники какие-нибудь? Они тут все с ума посходили!

Второй Безымянный (тихо): Не исключено... (Пауза.) Мне не дали договорить... Понимаете, я сегодня слышал... Это так странно... В общем, я слышал, что сегодня ночью должен прийти корабль.

Первый Безымянный (нервно): Давно пора! Ну, и что тут такого?

Второй Безымянный: Он придёт к заброшенному причалу!

Первый Безымянный: Какая разница?

Второй Безымянный: Они говорили, что это корабль-призрак!

Пауза.

Первый Безымянный: Призрак?

Второй Безымянный (смущённо): Да.

Первый Безымянный: Корабль-призрак приходит к призраку причала. (Пауза.) И что вы думаете по этому поводу?

Второй Безымянный: Не знаю. (Раздражённо.) Но я ведь не сам это придумал!

Первый Безымянный: Я бы не удивился. А вы сами верите в корабль-призрак?

Второй Безымянный: Трудно сказать. Если я смогу это себе представить, то, наверное, смогу и поверить.

Первый Безымянный: Можно представить призрак человека. Если у человека есть душа. Но как представить призрак дерева, призрак металла, призрак ткани, призраки верёвок — из чего делают корабли?

Второй Безымянный (задумчиво, отстранённо): Может, и у них есть души. Может, и у птицы есть душа и у дельфина — тоже, и когда они оба умрут, душа птицы опять будет терзать душу дельфина.

Первый Безымянный: Умоляю вас, перестаньте.

Второй Безымянный: Ладно, ладно. Но всё-таки: что нам делать?

Первый Безымянный: Надо подумать. Можно, конечно, уехать, но эту мысль я отвергаю за её малодушие. Можно порасспрашивать местных, если они, конечно, будут с нами говорить. Можно сходить и посмотреть самим.

Второй Безымянный: Эта мысль мне нравится больше.

Первый Безымянный: Да, это в вашем стиле. Но уезжать — это уж увольте.

Второй Безымянный: Но вы же сами хотели уехать.

Первый Безымянный: Да, я хотел уехать, но сам уехать, понимаете, а не так, чтоб меня прогоняли! (Берёт письмо.) Нет, вы подумайте — по своему усмотрению!

Второй Безымянный: Я вижу во всём этом десницу Божию.

Первый Безымянный: Возможно, но странно, что она приняла форму произвола городских властей. (Нервно.) Ну, где же наша трапеза?!

Второй Безымянный: Вы сейчас можете думать о еде?!

Первый Безымянный: А почему бы и нет? Я целый день ничего не ел, да и вы тоже, а подобные происшествия подстёгивают голод, и ещё как. Вспомните об обычае обжираться на поминках.

Второй Безымянный: Этот обычай всегда казался мне каким-то варварским.

Стук в дверь.

Первый Безымянный: Ну, наконец-то. Войдите!

Входят две девушки-горничные, одна с подносом, другая со свёртком.

Первая Горничная: Извините за задержку. Ваш ужин, господа. (Ставит поднос.)

Вторая Горничная: Я принесла чистые простыни и полотенца.

Первый Безымянный (обращается ко Второму): Может, попробовать порасспрашивать этих девушек? Мне кажется, что они против нас ничего не имеют.

Второй Безымянный: Что ж, попробуйте.

Первый Безымянный: Простите, девушки, я не покажусь вам навязчивым, если задам несколько вопросов?

Первая Горничная: Ну что вы! Конечно, спрашивайте.

Вторая Горничная: Мы к вашим услугам, господа.

Первый Безымянный (резко): Почему в гавани нет кораблей?

Первая Горничная: В гавани два причала. Один старый, заброшенный,

Вторая Горничная: Он может рассыпаться в любой момент.

Первая Горничная: Да. А ко второму они не могут подойти.

Первый Безымянный: Как это — не могут?

Первая Горничная: Гавань обмелела. Веками море приносило песок, дно поднималось, и теперь ни один корабль не может войти в гавань.

Второй Безымянный: А лодки рыбаков — почему нет их?

Вторая Горничная: Потому что нет рыбы. С тех пор, как поднялось дно, рыба ушла. Господин директор библиотеки говорит, что в воде накапливается какой-то газ, и рыба там жить не может.

Первый Безымянный: Сероводород! Этот газ смертелен для всего живого. Такое бывает в узких мелководных заливах.

Второй Безымянный: А дельфин? Я видел на берегу мёртвого дельфина!

Первая Горничная: Несколько дней назад был сильный шторм. Его могло принести издалека.

Вторая Горничная: Или он мог заблудиться, заплыть сюда и умереть. Море иногда выбрасывает мёртвую рыбу.

Второй Безымянный (нервно): Заблудиться... Умереть... Мы тоже заблудились, как этот несчастный дельфин, мир его праху... А вы, милые девушки, так похожи на птиц, у вас такие звонкие голоса... (Вкрадчиво.) А вы любите падаль?

Первый Безымянный: Вы можете держать себя в руках? Как вам не стыдно! (К девушкам.) Девушки, прошу простить моего друга. Он не совсем здоров.

Первая Горничная: Ничего страшного.

Вторая Горничная: Мы не обижаемся.

Пауза.

Второй Безымянный: Извините, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Скажите, девушки, вы когда-нибудь видели закат на море?

Первая Горничная: Очень много раз.

Вторая Горничная: Очень много.

Первая Горничная: Этот полуостров — единственное место на северном побережье, где можно видеть на море.

Вторая Горничная: В других местах солнце садится за материк.

Второй Безымянный: И с вами ничего не случалось?

Первая Горничная: Конечно, ничего.

Вторая Горничная: А что могло случиться? Хотя один человек из местных ослеп.

Второй Безымянный: Ослеп?

Первая Горничная: Да. Это наша местная достопримечательность. Стоял на набережной, смотрел и — и ослеп. А как ослеп, сошёл с ума. Ходил по улицам и предвещал конец света.

Второй Безымянный: Я хотел бы встретиться с ним.

Вторая Горничная: Боюсь, что это невозможно.

Второй Безымянный: Почему?

Первая Горничная: Он умер сегодня утром. Гроб, катафалк, венок — всё за счёт магистрата.

Первый Безымянный: Вот как! Интересное совпадение. Мы ведь приехали сегодня утром.

Вторая Горничная: И привезли его смерть. Так говорят старики.

Первый Безымянный: Что за чертовщина! Я смотрю — тут люди суеверны до абсурда.

Первая Горничная: Да. Старики очень суеверны.

Вторая Горничная: Это всё море. Поживите у моря всю жизнь — тоже станете немножко сумасшедшими.

Второй Безымянный: И вы тоже в это верите?

Первая Горничная: Не знаю. Надо верить всему — или ничему не верить.

Вторая Горничная: Так говорит наш пастор.

Пауза.

Второй Безымянный: А что за корабль должен прийти сегодня ночью?

Первая Горничная: Не знаю. Может — контрабандисты.

Первый Безымянный: Контрабандисты? Но вы ведь говорили, что ни один корабль не может войти

Вторая Горничная: У старого причала дно глубокое. Там нет песчаных наносов.

Второй Безымянный: Но ведь этот причал может рассыпаться в любой момент!

Первая Горничная: Контрабандисты — народ отчаянный.

Вторая Горничная: Да, такие парни — ничего не боятся.

Пауза.

Второй Безымянный: Про этот корабль говорят и другое.

Первая Горничная: Говорят и другое,

Второй Безымянный: Говорят, что это корабль-призрак.

Вторая Горничная: Такое говорят тоже.

Первая Горничная: Старики очень суеверны. Местные предания, легенды — для них это всё очень серьёзно.

Первый Безымянный: А вы сами верите в корабль-призрак?

Первая Горничная: Молодёжь мало верит в легенды. Хотя от моря можно ожидать всякого.

Вторая Горничная: ...можно ожидать всякого...

Начинают говорить нараспев, вкрадчиво:

Вторая Горничная:

...там много чудес...

Первая Горничная:

...там много тайн...

Вторая Горничная:

Там юдоль бытия странных созданий,

что зачаты в битве Света и Тьмы...

Первая Горничная:

Там сирены, чьи песни

так опасны для мореходов...

Вторая Горничная:

Что сосцами своими подобны

дщерям земным, а бесплодное лоно их скрыто

в тулово рыбье...

Первая Горничная:

Там Кракен — морской великан,

глаза его грозны, глаза его гневны...

Вторая Горничная:

Когда он всплывает наверх,

за остров часто

тушу его принимают...

Первая Горничная:

И сходят люди на берег неверный,

коварный берег, и разводят костры,

чтоб приготовить пищу...

Вторая Горничная:

И сквозь кожу Кракен ощущает

зажжённое пламя, и уходит на дно морское,

неся морякам гибель.

Начинают говорить резко, переходя почти на крик:

Первая Горничная:

Там Смерть плавает в лодочке утлой

меж водяными валами...

Вторая Горничная:

В чёрном плаще из шёлка,

что ткали мёртвые черви.

Первая Горничная:

Она посылает на все четыре стороны света,

сквозь ночь, сквозь прилив и отлив,

сквозь ветер, сквозь воздух...

Вторая Горничная:

...свои поцелуи-ключи, что запрут навечно

глаза — замочные скважины, через которые

бесстыжие люди глядели

как обнажается мир.

Успокаиваются.

Первая Горничная:

Там в каждой капле, каждой песчинке,

в каждом пузырьке пены,

сорванном бурей с гребня волны,

таится чей-то скованный дух,

пленный, в оковах бесплотных,

приговорённый до скончания времени

влачить свои дни в раздумьях

и воспоминаниях.

Вторая Горничная:

Воспоминания их бывают дивны,

и они их охотно вверяют

слуху тех, кто согласен

им внемлить...

Первая Горничная:

И есть среди целого сонма историй одна.

Вторая Горничная: Это было давно.

Первая Горничная: Очень давно.

Вторая Горничная: Тогда была война. Тогда вообще часто были войны. И этот город, ныне приходящий в упадок, был большой порт.

Первая Горничная: Один из самых больших портов того времени. И в нём стояли корабли, великое множество кораблей, с резными бортами, с парусами, которые шили трудолюбивые работницы в мануфактурах по всей территории низменных земель.

Вторая Горничная: Корабли выходили в море, была война, и пушки стояли на кораблях, простуженные медные горла, которые кашляли и плевали больную, воспалённую чугунную слизь на деревянные палубы.

Первая Горничная: В городе жил молодой моряк. Он любил одну девушку. Любовь — в начале всех историй.

Вторая Горничная: Девушка тоже любила моряка. Они поженились...

Первая Горничная: ...они поженились в старой церкви на набережной, которая цела до сих пор, и поклялись любить друг друга вечно, в богатстве и в бедности...

Вторая Горничная: ...в богатстве и в бедности... Моряк был небогат, девушка тоже, ему нужно было кормить семью, и он не мог придумать ничего лучше, как стать капером.

Первая Горничная: Он взял каперский патент — патент на убийство, поставил несколько пушек на свой маленький корабль, набрал команду бесстрашных и бессовестных авантюристов и отправился на войну.

Вторая Горничная: А корабль его звался «Призрак» — странное имя для корабля, а на корме его было соломенное чучело, размалёванное и одетое в саван — чтоб отгонять духов моря, так он говорил и смеялся.

Первая Горничная: И молодая жена его смеялась и махала рукой, а вторая рука у неё была занята, ею она качала колыбель, в которой спал младенец — их сын, крепкий мальчик с глазами отца и волосами матери.

Вторая Горничная: Моряк отправился на войну. Он участвовал во многих сражениях, ему везло — он остался невредим; ему не везло — богатство обходило его стороной, золотой дождь не задерживался в его ладонях.

Первая Горничная: Однажды во время сильного шторма он выловил в море жертву кораблекрушения — старого купца, несчастного разорённого торговца, бежавшего от кредиторов и чудом спасшегося среди разъярённой стихии на ветхом сундуке, содержавшем всё его достояние. Моряк попытался выходить беднягу — ибо он имел доброе сердце, наш славный моряк — но все попытки были тщетны.

Вторая Горничная: Жизнь отказывалась задерживаться в дряхлом теле, и купец умер у него на руках, оставив ему в благодарность за участие...

Первая Горничная: Не золото!

Вторая Горничная: Не драгоценные камни!

Первая Горничная: Не карту клада!

Вторая Горничная: Не ключ к таинственной пещере!

Первая Горничная: Нет, он оставил ему большую пачку акций...

Вторая Горничная: Ибо тогда уже были акции.

Первая Горничная: ...акций, вложенных в заброшенные рудники где-то в Малакке, где искали золото, но так и не нашли.

Вторая Горничная: Моряк мало что понимал в бумагах и не знал о пользе, которую они могут принести. Он отдал их на хранение своему старшему помощнику.

Первая Горничная: Превратности войны их разлучили. Был жестокий бой, корабль пошёл ко дну, моряк попал в плен, старший помощник успел бежать в пробитой шлюпке, унеся с собой бумаги.

Вторая Горничная: Моряк попал на галеры, его приковали тяжёлой цепью к огромному веслу, и, обливаясь потом, он грёб вместе со своими товарищами по несчастью. Но ему повезло — на галере случился бунт, и рабы обрели свободу. Моряк вернулся домой таким же бедняком, как и раньше.

Первая Горничная: Его сын подрос. Его жена не упрекала его за безрассудство — ведь она его любила. Он опять ходил в море, но только затем, чтоб ловить рыбу.

Вторая Горничная: Тогда здесь было много рыбы.

Первая Горничная: Он ловил рыбу, продавал её, кормил семью — а у него ещё к тому же родилась дочь — и тут он узнал новость...

Вторая Горничная: ...да ещё какую новость!

Первая Горничная: Он узнал, что на рудниках, на заброшенных рудниках его акций нашли...

Первая и Вторая Горничная (хором): ...золото!!!

Вторая Горничная: И вот тут он опомнился.

Первая Горничная: Как он себя корил!

Вторая Горничная: Как он себя проклинал!

Первая Горничная: Но, тем не менее, решил действовать. Не говоря жене об истинной причине отъезда и взяв в спутники своего земляка — старого товарища по военным походам, он предпринял утомительное и небезопасное сухопутное путешествие в некий город на юге страны, где, по слухам, жил ныне его бывший помощник, который остепенился и держал лавку, где торговал колониальными товарами.

Вторая Горничная: Удача к нему благоволила. Он быстро нашёл лавку в квартале торговых рядов и в лавке — своего помощника, который даже вроде бы и обрадовался визиту — похоже, он был честным малым. Помощник без лишних разговоров вернул вожделенный пакет.

Первая Горничная: Так бедный моряк стал богачом. На радостях он закатил роскошный пир для своих друзей, распрощался с помощником и отправился домой.

Вторая Горничная: Произошла странная вещь. Моряк, который всю жизнь был бессребреником и бесшабашным удальцом, внезапно стал осторожным и подозрительным. Обратный путь превратился для него в сущую муку. Сколько раз он в ужасе просыпался ночью на постоялых дворах и спешно ощупывал заветные бумаги! Да, богатство — это тоже крест. И довольно тяжёлый.

Первая Горничная: Наконец, путешествие завершилось. Путники въехали в город и у ворот довольно холодно простились. Было раннее утро. Моряк ехал по своей улице — улица была длинная, они жили в самом конце — и слушал шум просыпающегося города. Он подъехал к дому — а ведь дома никто не знал, что он должен приехать. Он хотел явиться приятной неожиданностью.

Вторая Горничная: Он тихо раскрыл дверь. Он тихо вошёл. Его жена была на кухне, она собиралась купать дочку. Его сын сидел в комнате у камина и играл деревянным корабликом, подаренным отцом. Он тихо подошёл к сыну, пресёк его радостное восклицание и сказал: «Сейчас мы сделаем маме сюрприз».

Первая Горничная: И с этими словами он начал раскладывать по полу акции — свое богатство, и это занятие его так увлекло, что он не остановился, пока не положил последнюю. Только тут он обернулся.

Вторая Горничная: Лучше бы он не оборачивался. То, что он увидел, в один миг лишило его рассудка. Его сын, несмышлёное дитя, все это время подбирал с пола акции и кидал их в камин, где полыхало жаркое пламя — на улице было довольно холодно. И в этот момент он как раз тянулся за последней бумажкой.

Первая Горничная: Ярость, отчаяние, безумие тотчас овладели моряком. Не сознавая, что делает, он со всей силой взрослого мужчины ударил ребёнка и поломал ему шею. Несчастный мальчик в мгновение ока испустил дух. А его отец, поняв ужас содеянного, схватил со стены двуствольный испанский пистолет — военный трофей — и выстрелил себе в рот сразу из двух стволов и упал бездыханным, забрызгав мозгами и кровью стену, которую его жена побелила на прошлой неделе.

Вторая Горничная: Его жена! Его жена как раз купала дочь в медном тазу на печке, и тут она услышала выстрел в соседней комнате. Она бегом бросилась туда — и что она увидела?!

Первая Горничная: Взору её предстало жуткое зрелище. Её сын, её первенец, дитя её чресл, в неестественной позе лежал на полу без признаков жизни, а рядом с ним — её любимый муж с дырой в голове и совершенно мёртвый. Никто не осудит бедняжку за то, что она упала в обморок.

Вторая Горничная: Сколько времени она пребывала без чувств — час или два — никто не знает. Но первой её мыслью, когда она пришла в себя, была мысль о дочке, забытой в тазу на печи.

Первая Горничная: Она кинулась на кухню, и что она увидела там?!

Вторая Горничная: Там, в тазу, на печи, кипел самый лучший бульон, который только можно приготовить из ребёнка женского пола возрастом год и два месяца от роду.

Первая Горничная: Несчастная женщина совершенно обезумела и решила покончить с собой. Она раскрыла ящик, где хранились ножи, выбрала самый острый на вид и начала его доставать. Нож не хотел выниматься. Тогда она дернула его ещё, ещё, и ещё, и тут кто-то толкнул её в бок, и она услышала голос.

Вторая Горничная: Голос говорил: «Дорогая, что с тобой? Ты же оторвёшь мне руку!» Это был её муж. Ей это всё приснилось. Приснилось, понимаете?! Это шутка!!! (Дикохохочут.)

Первый и Второй переглядываются и начинают ошарашенно посмеиваться. Сзади появляются Посыльный и женщина. Дев их, девушки замолкают, ойкают и убегают в панике.

Фогт: Добрый вечер. Я председатель городского магистрата.

Первый Безымянный: Добрый вечер.

Второй Безымянный: Здравствуйте, г-н Фогт.

Посыльный: Как вы меня назвали?

Второй Безымянный: Г-н Фогт.

Посыльный: Откуда вы знаете?

Второй Безымянный: Что?

Посыльный: Откуда вы знаете мою фамилию?

Второй Безымянный: Я не знаю вашей фамилии. Фогт — так в средние века называлась ваша должность. Но с другой стороны — ваша фамилия есть в письме, которое мы получили. Там ваша подпись. Я её запомнил. Выходит — я знаю вашу фамилию.

Фогт (показывает на женщину): Это моя супруга... (Пауза.) ...г-жа Фогт, как вы, наверное, успели догадаться.

Второй Безымянный (с преувеличенной вежливостью): Добрый вечер, мадам. Не правда ли, сегодня прекрасная погода?

Первый Безымянный (резко — Фогту): Позвольте, ведь это вы приносили письмо!

Фогт: Не стану отпираться. А что тут такого?

Первый Безымянный: В общем-то, ничего, но...

Жена: Посыльный заболел. Разве не может председатель магистрата сам отнести письмо?

Фогт (серьёзно): Мы ведь должны делать добро своим ближним.

Первый Безымянный: Ваше письмо очень странное.

Фогт: Вы его прочитали?

Второй Безымянный: Прочитали — и удивились.

Первый Безымянный (резко): Ваше письмо — это что-то неслыханное! Собственно говоря — по какому праву...

Фогт: Успокойтесь! Всему свой черёд. Насколько я понял, вы ознакомились с содержанием письма.

Второй Безымянный: Ознакомились.

Жена: И решили не уезжать — не так ли?

Первый Безымянный: Да, мы решили не уезжать.

Второй Безымянный: В общем-то, мы и решить-то толком не успели. Но теперь уже вряд ли уедем.

Фогт: Хорошо. На другое мы и не рассчитывали. (Пауза.) У вас наверняка возникло множество вопросов?

Первый Безымянный: Кое-что мы хотели бы выяснить.

Второй Безымянный (задумчиво, отстранённо, ни к кому не обращаясь): Однажды, странствуя, два пилигрима, возвращаясь из города Рима, в самом сердце дремучего леса увидели то, чему здесь не место — как ковчегу Завета в храме Дагона... Они встретили ведьму, а с нею дракона. (Внезапно, резко, будничным тоном.) Вы знаете, г-н председатель, мой друг обнаружил, что вашего города нет на карте. Вы можете это объяснить?

Фогт: Могу. Вы наверняка знаете, — вы ведь образованные молодые люди — что до XVIII века карты рисовались от руки или гравировались на металле. Это был долгий и трудоёмкий процесс. Но потом наступила новая эра в картографии — набор. Карты набирались как книги, типографским способом, при помощи специальных форм. Так вот — когда составлялись новые карты, по какой-то роковой случайности была утеряна форма нашего полуострова, и линию побережья закруглили. Так наборщик уничтожил наш город. Это было так просто — без гнева Господня, без небесного пламени, без потопа.

Первый Безымянный: И что же, всё так и оставили? И никто не протестовал?

Жена: Зачем? Может, сам Всевышний наводил тогда порядок в своих картах и вычеркнул ненужное. Здешние люди всегда были фаталистами. Тем более что заметили это не сразу. Сперва корабли перестали заходить в гавань — и обмелело дно, потом со стороны суши все стали проезжать мимо — и дороги пришли в упадок. (С воодушевлением.) Но зато, вы знаете, мы тут не платим никаких налогов, и войны обходят нас стороной! У нас тут своё маленькое государство, совсем суверенное, да.

Второй Безымянный: Надо полагать, что глава государства — вы, г-н Фогт.

Фогт: Председатель магистрата обладает большими полномочиями.

Жена: Очень большими.

Первый Безымянный: Так, с картой мы выяснили. Значит, у вас тут редко бывают посторонние?

Фогт: Почему? Бывает, и заезжают. Как правило, случайные путники.

Второй Безымянный: Вроде нас?

Фогт: Да, вроде вас.

Первый Безымянный: И вы всем шлёте подобные письма?

Фогт: Да. Такие письма посылаются всем приезжим.

Второй Безымянный: И как они поступают в таких случаях?

Жена (зловеще улыбается): Все остаются. Люди так любопытны. Вот и вы остались.

Первый Безымянный: Но ради всего святого, объясните, что всё это означает — это дурацкое письмо, эти сумасшедшие девушки, этот корабль-привидение...

Фогт: Письмо совсем не дурацкое. Девушек на вашем месте я тоже не стал бы так строго судить. Они молоды, шаловливы, им тут скучно. Они так редко видят новые лица. А про корабль вы сейчас узнаете.

Жена: Мы затем и пришли.

Фогт: Мы затем и пришли.

Жена:

Кто из вас, ныне живущих в прекрасных дворцах,

построенных из кирпичей скептицизма,

не содрогнётся ночью безлунной от мысли,

и даже не мысли, а тени её, промелькнувшей случайно...

Фогт:

...о том, что в нескольких милях от стен неприступных

по бурному морю несётся корабль-призрак,

чьи паруса наполняют ветра суеверий.

Жена:

Но разве способны стать призраком доски?

Нет, доски — мертвы,

это лишь топором лесоруба казнённое древо,

чей труп потом расчленили на верфи.

Фогт:

Но разве имеют душу верёвки?

Нет, их хватка мертва,

как окоченевшие пальцы утопленника,

многоликую гибель приемлют волокна растения,

которое римляне назвали Cannabis sativa.

Жена:

Но разве могут души иметь корабельные гвозди?

Нет, расстаётся навек в горниле горячем

металл с душой своей звонкой.

Фогт:

Лишь дух человека волей своей способен

возродить к новой, потусторонней жизни

неживые доселе предметы,

собрать воедино, назвать кораблём

и повести за собою

по бурному морю ночью безлунной.

Жена: В его имени было что-то противоестественное.

Фогт: Двойное предательство было в его имени.

Жена: Дитя, зачатое во грехе, во грехе рождённое и ушедшее в море греха.

Фогт: Его отцом был испанский моряк, удовлетворивший похоть с еретичкой.

Жена: Его мать была голландская девушка — шлюха, предавшаяся блуду с папистом и оккупантом.

Фогт: Его родители, так неудачно подарившие ему жизнь,..

Жена: ...умерли, когда он был младенцем. Его мать зарубили пьяные испанские солдаты.

Фогт: Его отца разорвала в клочья восставшая голландская чернь на рыночной площади города Арнемёйдена.

Жена: Его воспитывали чужие люди в приюте для подкидышей.

Фогт: С самого детства он лелеял в себе ненависть к миру.

Жена: Он был мрачным и нелюдимым ребёнком.

Фогт: И он вырос мрачным и нелюдимым юношей.

Жена: На его счастье, в те времена вся страна была охвачена пламенем мятежей и войн.

Фогт: Он вступил в армию повстанцев, сражался на суше и на море, в битвах являл храбрость, граничащую с безумием, покрыл себя славой, и за свои заслуги был произведён в капитаны военного корабля.

Жена: Его имя долго наводило ужас на противника, но как-то поздно вечером в лагере герцога появилась фигура, закутанная в тёмный плащ; пришелец о чём-то пошептался с полководцем, и на следующий день эскадра восставших неожиданно попала в засаду в узком проливе и с малыми потерями была полностью уничтожена.

Фогт: Так он совершил первое предательство. В награду за измену герцог сделал его капитаном галиота, и он продолжал сеять смерть — но уже с другой стороны. Он ждал своего часа.

Жена: Он ждал своего часа. И этот час настал. Однажды в порт пришла грузовая галера, гребцами на которой были рабы — все до единого мавры или турки.

Фогт: «Вот то, что мне нужно», — подумал он. Эти люди были из другого, непостижимого мира, с другого конца мира, и никогда никто из их соплеменников не делал зла ни ему, ни его родителям.

Жена: Под покровом ночи он перебрался на галеру, сбросил вахтенных в холодные воды северного моря и обратился к гребцам с пламенной речью, содержание которой так и осталось тайной.

Фогт: Известно только, что рабы все до единого дали ему страшную клятву верности, тогда он расковал гребцов, с их помощью захватил свой корабль, перебив всю команду, и вышел в море, вместе с якорными канатами обрубив все связи с человечьими законами и моралью.

Жена: Отныне он объявил войну всем, он крушил всё без разбора, как будто некий демон поселился в его черепе. Несколько раз враждующие стороны объединялись, чтобы поймать злодея, но каждый раз он чудесным образом ускользал.

Фогт: Его отлучили от церкви, матери пугали непослушных детей его именем, а он по-прежнему резал дубовым килем неспокойное серое море, неуязвимый и — казалось — бессмертный.

Жена: А корабль его звался «Призрак» — странное имя для корабля, а на корме его было соломенное чучело, размалёванное и одетое в саван — чтоб отгонять духов моря, так он говорил и смеялся, и страшен был его смех.

Фогт: Однажды в жуткую штормовую ночь, когда море рыдало и заливало слезами причалы и набережные этого города, из самого центра бури, как бесплотный дух, оправдывая своё имя, возник его корабль, который, оседлав белые буруны, вихрем промчался по гавани и внезапно, как будто прикованный какой-то таинственной силой, стал как вкопанный у причала, который сейчас зовётся старым.

Жена: В мгновение ока паника охватила город. Это была странная, молчаливая паника, все притаились в своих домах и ждали самого страшного. Однако небольшая кучка людей — смельчаков, хотевших дать отпор, или фаталистов, чаявших испытать судьбу — осталась в гавани.

Фогт: С замиранием сердца они услышали, как с корабля на твёрдую землю, terra firma древних, тяжело упал трап, и по его намокшему дереву глухо застучали шаги — медленно и как бы неуверенно.

Жена: В этот миг на небе разошлись тучи, и сквозь возникший проём лунный луч, тусклый, бессильный, колеблемый бешеным ветром, упал на сошедших.

Фогт: Их было трое. Посередине стоял он сам, исчадие моря, ликом бледен и прекрасен, он был ранен, кровь текла из широкой раны у него на виске и заливала щёку и шею. Двое мавров из его команды держали раненого под руки, своей чернотой оттеняя белизну его кожи. Повисло напряжённое молчание.

Жена: Внезапно из кучки людей вперёд бесстрашно шагнула юная дочь местного аптекаря, неизвестно как попавшая на набережную. Она протянула капитану какой-то пузырёк и сказала: «Возьми. Это остановит тебе кровь».

Фогт: Капитан принял пузырёк из рук девушки, смущённо пробормотал слова благодарности, затем тихим голосом сказал, что он не причинит никому вреда, что его команда нуждается в воде и провианте, и если ему это предоставят, то корабль немедленно уйдёт.

Жена: Горожане, обрадованные возможностью откупиться столь малой ценой, удовлетворили его просьбу. Когда бочки и ящики погрузили на корабль, он подошёл к девушке, посмотрел на неё неожиданно ласковым взглядом и сказал: «Я вернусь за тобой, смелая девушка, обязательно вернусь. Уже немного осталось». Потом он взошёл на борт, и корабль вышел в море. Больше его никто не видел.

Пауза.

Первый Безымянный: Он не вернулся?

Фогт: Нет.

Второй Безымянный: А девушка?

Жена: Девушка? Она вышла замуж за местного ремесленника, нарожала кучу детей и умерла в глубокой старости.

Второй Безымянный: Странный конец у этой истории. А что стало с капитаном?

Фогт: Этого никто не знает. Некоторые говорили, что его поймали испанцы, отвезли в Кадис и там сожгли. Другие утверждали, что он попал в плен к голландцам, был отправлен в Антверпен и там четвертован. Но это говорили люди, не заслуживающие доверия.

Жена: Ходили также слухи, что он окончательно обезумел, перебил своих людей и потопил корабль.

Первый Безымянный: Что ж, основываясь на вышесказанном, этому вполне можно верить.

Фогт: В любом случае всё это не важно. Считайте, что он просто исчез. Важно другое.

Второй Безымянный: Что же?

Фогт: Важно то, что с некоторых пор, раз в год, ночью к старому причалу приходит корабль, с виду — точь-в-точь тот самый корабль. «Призрак», понимаете? Он стоит всю ночь и с первыми лучами солнца исчезает.

Первый Безымянный: Этого не может быть.

Фогт: Может.

Первый Безымянный: Я не могу поверить.

Фогт: Вам придётся это сделать.

Второй Безымянный: Значит, он всё-таки вернулся.

Первый Безымянный: Он опоздал.

Фогт: Он не опоздал. Он вернулся, когда смог. Для мёртвых нет времени.

Первый Безымянный: А как вы сами можете это объяснить?

Фогт: Некоторые считают, что на город наложено проклятие.

Второй Безымянный: Проклятие? За что? За милосердие? За то, что девушка помогла раненому?

Фогт: Этого никто не знает. Но всем нам приходится жить с этим.

Первый Безымянный: А вы не пробовали пустить к причалу какую-нибудь девушку, ну, из местных? Знаете, такое уже бывало — красавица и чудовище, Андромеда...

Фогт (прерывает): Вы думаете, что такой дешёвый трюк сработал бы?

Первый Безымянный: Хорошо, но при чём тут мы?

Жена: Вам предстоит отправиться к старому причалу.

Первый Безымянный: Благодарю покорно! Это что — приказ?

Фогт: Можете расценивать это как приказ.

Первый Безымянный: И вы всем приезжим делаете подобные предложения?

Фогт: Всем.

Первый Безымянный: И как они поступают?

Фогт: Идут к старому причалу.

Второй Безымянный: А что с ними бывает дальше?

Фогт: Этого никто не знает. Они исчезают.

Первый Безымянный: Исчезают?! И вы хотите, чтоб мы добровольно встали, пошли на этот ваш чёртов причал и исчезли, как вы изволили выразиться?

Фогт: Да, именно это мы и хотим. Вы очень понятливы.

Первый Безымянный: Ну, знаете ли! А если мы откажемся?

Фогт: Я буду настаивать. У вас был шанс уехать — почему вы это не сделали? Вы так любопытны? Вы хотели удовлетворить свое любопытство по дешёвке? У вас есть прекрасная возможность прикоснуться к тайне.

Первый Безымянный: Мы никуда не пойдём.

Фогт: Что ж, тогда... (Достаёт пистолет.) ...тогда я пристрелю вас, прямо сейчас, как беззащитное домашнее животное! Клянусь, я не шучу! Зачем вы сюда приехали?! Вам что, мир тесен?! Поймите, я не могу вас отпустить, чтоб вы повсюду раструбили о нашей тайне, о нашем проклятии, чтоб сюда навалили толпы любопытных бездельников со всего света. Этот корабль, его горе, его позор — может, единственное, что у нас есть, что даёт нам силы просыпаться утром, дышать, жить наконец, а для вас, для вас это что — местная достопримечательность?!

Первый Безымянный: Хорошо... В эту игру можно играть вдвоём. Это домашнее животное не так уж и беззащитно. (Достаёт пистолет.) Знаете что, г-н жрец, сегодня вам предстоит потрудиться, чтоб уложить жертвы на алтарь. И если вы сейчас не уйдёте отсюда, я понаделаю дырок в вашей очаровательной супруге. Не ожидали, да?! Конечно, не ожидали!!!

Фогт: Вам это не поможет. Я видел и не такое. Я был в Трансваале в 99-м году, когда наша рота волонтёров попала под прямой пулемётный огонь, и все погибли, кроме меня, а вы, молодой человек, хотите меня напугать? Вы слышите шум за окнами — там собрался народ. Они ждут. Вам никуда не уйти.

Первый Безымянный: Если уж нам не уйти, то почему бы не взять вас с собой? А?! (Наводит пистолет на Фогта.)

Второй Безымянный: В эту игру можно играть и втроём. (Достаёт пистолет и наводит на Первого.) Прошу вас, опустите оружие. (Поворачивается к Фогту.) Вы не могли бы уйти, г-н Фогт? Нам надо подумать.

Фогт: Вот это неожиданный поворот! Хорошо, мы уйдём. Но я ещё вернусь. Помните — времени у вас очень мало.

Уходят.

Первый Безымянный: Что вы наделали?!

Второй Безымянный: Не знаю. Я вдруг почувствовал симпатию к этим людям.

Первый Безымянный: Симпатию?! К этим висельникам?! А впрочем, вы — сумасшедший, сумасшедший я сразу это понял.

Второй Безымянный: В этих людях есть какое-то благородство.

Первый Безымянный: Благородство! Скажите, пожалуйста! А в Торквемаде — тоже есть какое-то благородство? Вы что, действительно собирались в меня выстрелить?!..

Второй Безымянный: У меня пистолет не заряжен.

Первый истерически смеётся.

Второй Безымянный: Что с вами?

Первый Безымянный: Ведь у меня пистолет тоже не заряжен. Вот смешно, правда? Но у меня есть патроны. (Лихорадочно роется в вещах.) Да, патроны, много патронов, чёрт побери, всё время с собой вожу, и тут — такой случай пострелять! (Заряжает пистолет.)

Второй Безымянный: Я думаю, нам это действительно не поможет.

Первый Безымянный: Может, и не поможет. Но меня тут надолго запомнят. Это я вам обещаю. Вам давать патроны?

Второй Безымянный: Ладно, давайте.

Первый Безымянный: Это уже лучше. (Гаснет свет.) Эти палачи отключили ток. Одного не могу понять: как они с этими своими принципами проводили сюда электричество?

Второй Безымянный: Не знаю. Мне кажется, что сейчас электричество есть даже в аду.

Первый Безымянный: А мы, по-вашему, где сейчас находимся? Но почему, почему я тогда повернул на дороге, какая нелепая тёмная сила вела меня? А ведь знаете — мы же, в сущности, свободны. Нас никто не держит. Мы можем хоть сейчас встать и пойти.

Второй Безымянный: К старому причалу.

Первый Безымянный: Да. Но это будет трусость, понимаете, трусость — капитулировать перед ними.

Второй Безымянный: Но ведь оставаться здесь и никуда не ходить — это тоже трусость.

Первый Безымянный: Да. Вот она, проклятая свобода выбора! Есть два варианта — либо остаться здесь и быть порванными на куски обезумевшей толпой фанатиков, либо пойти и исчезнуть — так, кажется, они говорили. Так что же достойнее?

Второй Безымянный: Я вспомнил.

Первый Безымянный: Что?

Второй Безымянный: У него была свеча.

Зажигает свечу, становится немного светлее.

Первый Безымянный: Какая свеча?

Второй Безымянный: У него была тростниковая свеча.

Первый Безымянный (с тревогой): У кого?

Второй Безымянный: У Агилульфа, помните, вы сегодня рассказывали про конюха и королеву...

Первый Безымянный: Да, я помню, но какое это имеет отношение...

Второй Безымянный: Я ведь тоже читал эту историю. У Агилульфа была свеча. И он видел лицо конюха, он его узнал, но он хотел дать ему шанс спасти себя, понимаете, и поэтому действовал так, как будто у него не было свечи.

Первый Безымянный: Возможно, но при чём тут мы?

Второй Безымянный: Нам надо вести себя так, как будто у нас нет свечи.

Задувает свечу, остаётся тусклый свет.

Первый Безымянный: А что служит свечой для нас?

Второй Безымянный: Корабль-призрак. Надо вести себя так, как будто его нет.

Первый Безымянный: Это значит — никуда не ходить?

Второй Безымянный: Да.

Первый Безымянный: Ну и славно. Сразу как-то легче стало. Идти никуда не надо. А что вы там делаете?

Второй Безымянный: Я — ем. Знаете, в этом городе хорошо готовят. А мы ведь так и не поужинали.

Первый Безымянный: Вы не устаёте меня удивлять. Как вы можете есть в такую минуту?

Второй Безымянный: Хочется. А вы не желаете присоединиться?

Первый Безымянный: В конце концов, почему бы и нет? (Подходит, ест.) Да, эти негодяи действительно хорошо готовят. (С усмешкой.) Завтрак на бастионе Сен-Жермен. Не каждый день поешь на собственных поминках. (Пауза.) Вы боитесь смерти?

Второй Безымянный: Не знаю. Я ещё никогда не умирал. В этой жизни.

Первый Безымянный: Вы атеист?

Второй Безымянный: Мне не хватает смелости, чтоб быть атеистом. Я, скорее, пантеист.

Первый Безымянный: Сейчас многие считают себя пантеистами. Это проще. Как вы считаете, может, нам стоит помолиться? Ave, Domine, morituri te salutant!

Второй Безымянный: Не думаю. Мы и так в руках Господних. Тем более что наша вера значительно горчичного зерна. Может, выпьем?

Первый Безымянный: Да уж. Не оставлять же им. (Наливает.) Жаль, что всё так кончается.

Второй Безымянный: Жаль.

Первый Безымянный: Мы могли бы стать друзьями. Близкими друзьями. Путешествовать вместе.

Второй Безымянный: Нам и так предстоит долгий путь вместе.

Первый Безымянный: За что выпьем?

Второй Безымянный (улыбается): За свечу Агилульфа.

Пьют.

Первый Безымянный: Вы будете стрелять?

Пауза.

Второй Безымянный: Да.

Первый Безымянный: Это хорошо.

Вдруг зажигается яркий свет. Звучит бравурная музыка, какой-нибудь канкан, влетает Фогт с воздушными шарами, конфетти, хлопушками и т. д. в дурацком клоунском наряде.

Фогт (кричит тоном ярмарочного зазывалы): Добро пожаловать на праздник, господа!!! Время веселиться, господа, конец недели, хорошее настроение, время шуток, смеха, весёлых розыгрышей! Да здравствует веселье!!! (Хлопает хлопушкой.)

Первый Безымянный: Что всё это значит?

Фогт: Это значит, друзья мои, что вам сказочно повезло! Сегодня у нас праздник — День города! А это, я вам доложу, потеха из потех! Народное гуляние, танцы, карнавал, духовой оркестр, концерт местных талантов, фейерверк — всё для вас, дорогие гости!!!

Второй Безымянный: Значит, вы не будете нас убивать?

Фогт: Ну как вы могли такое подумать?! Чтоб мы убивали наших гостей?! Гость — это счастье, это радость в доме! Посмотрите, как все рады, на улицах горят гирлянды из разноцветных лампочек, посмотрите на девушек, как они пляшут, как пылают у них щёчки — ну, так и съел бы!

Первый Безымянный: Значит, всё это время вы нам лгали?! А как же ваш город, карта?..

Фогт: Далась вам эта карта! Да у нас каждый год тысячи, какие тысячи, десятки тысяч туристов. Всем охота сбывать в городе, которого нет на карте. А карта — это самый лучший сувенир, идёт нарасхват, как горячие пирожки!

Второй Безымянный: Вы лжёте! Я был на набережной — там никого не было!

Фогт: Да вы просто не заметили!

Второй Безымянный: Я не мог не заметить! Я не слепой! Там никого не было, кроме мёртвого дельфина и птицы!

Фогт: Я знал, знал, что дельфин вам понравится! А птица дрессированная! Я сам её учил! Сколько дельфинов пришлось извести, чтобы научить её красиво есть, вы не представляете!

Второй Безымянный: Что?!!! Вы... Вы... (Задыхается.) Вы — просто величайший негодяй!!!

Фогт: Ну, прямо-таки негодяй! Вы же меня совсем не знаете. Вот познакомимся поближе, и вы сами скажете: старина Фогт — просто душка!

Первый Безымянный: Но зачем, зачем было устраивать этот дурацкий спектакль, ради Бога, объясните! Фогт. Ну, это была шутка, просто шутка, понимаете? Ведь так приятно немного пощекотать себе нервы! Вы же не обижаетесь?

Второй Безымянный: А корабль-призрак?

Фогт: Да нет никакого корабля-призрака! Есть старая глупая легенда, в которую давно никто не верит!

Второй Безымянный (кричит): Я поверил, понимаете, я поверил вам!!! (Волнуется.) Вы... Вы не должны были так с нами поступать! Вы сами не понимаете, что вы натворили, жалкий вы человек! Но уже поздно, слишком поздно!

Фогт: Да что ж поздно?! Что ж вы так волнуетесь, дорогой мой?

Второй Безымянный: Вы не понимаете, вы не знаете, вера творит страшные вещи, даже те ничтожные её крохи, что есть у меня. Вы слышите шаги?!

Фогт: Да, слышу, конечно! Как же не слышать? Это капитан, я сам его вызвал.

Первый и Второй (хором): Какой капитан?!!!

Фогт: Это сюрприз для вас! Лучшая прогулочная яхта на всём побережье, да какая там яхта, целый корабль, а называется он — как вы уже догадались — ну, конечно, Призрак — ха-ха, традиции превыше всего! Сейчас мы с вами совершим небольшую увеселительную прогулку. Представляете, какая красота — ночь, море, ветер поёт в парусах, пена морская мешается с пеной шампанского — полный восторг!

Входит Капитан.

Фогт (холодно): Капитан, вы опоздали.

Капитан: Случилось непредвиденное.

Фогт: Извольте объясниться! Яхта готова к прогулке?

Капитан: Боюсь, что нет.

Фогт: Это чёрт знает что! В какое положение вы меня ставите?! У нас гости! Что у вас стряслось?!

Капитан: Случилось непредвиденное.

Фогт: Это я уже слышал! Выражайтесь яснее!

Капитан: Сегодня утром вы отправили меня с грузом для маяка. Уже тогда начинался шторм.

Фогт: Вот тот лёгкий ветерок вы называете штормом?!

Капитан: Это был не лёгкий ветерок. На обратном пути ветер стал ещё сильнее. У нас сорвало мачту.

Фогт: Вы мне ответите за мачту! Я вычту у вас из жалованья!

Капитан: Потом у нас сорвало вторую мачту.

Фогт: Да я вас под суд отдам! Ладно, сколько там всего было мачт?

Капитан: Две. Потом у нас сорвало руль. Яхта стала неуправляема, нас понесло на скалы, там яхта получила две пробоины.

Фогт: Нет, вы хотите меня доконать! Кто за всё это будет платить?!

Капитан: Мы застряли между двух скал. Начался прилив, и нас стало затапливать. Дверь рубки заклинило. Иллюминаторы были разбиты, и вода хлынула внутрь. Сначала она доходила мне до колен, потом до пояса, потом...

Фогт: Это меня не интересует. Вы привели яхту обратно?

Капитан: Да. Это мой долг.

Фогт: Вот это мне нравится в вас! Самое главное, что вы, не смотря ни на что, привели яхту. На ней плавать-то хоть можно?

Капитан (странно улыбается): Можно.

Фогт: Да вы герой, вы же просто герой! Вы извините меня, что я на вас кричал, дорогой мой! Вы же знаете, как дорог мне этот корабль! А теперь, когда всё так хорошо кончилось, расскажите нам, как же вы вышли из этого положения? Наверняка вы придумали что-нибудь такое хитрое?

Капитан молчит, отходит в сторону.

Фогт (капризно): Ну, что же вы молчите? Расскажите, нам интересно!

Капитан (медленно, через силу): Я умер. Вы говорите с призраком.

Гаснет свет, в темноте звучит истошный крик Фогта, переходящий в хрип, который, в свою очередь, переходит в «Dies Irae» Моцарта или в любой другой «Dies Irae».