БОМБА МИРНОГО ПОМЕШАТЕЛЬСТВА

первое приближение

В Детской энциклопедии человеческих недостатков недостатку родительского внимания уделена только полевая сноска. Сносится статья о социальном статусе великовозрастного младенца. Мол, для них мы предусмотрели усреднённые блага, адресованные собственно младенцам всех возрастов и национальностей в той области стратификационной шкалы, которую обслуживает пункт рождения — нюренбергское поле, где лежит рыночный найдёныш Каспар. Я не знаю, что случилось с кладбищем, было ли оно застроено магазинами или, сопряжённое волокном пиара, превратилось в памятник эпохи. Так представим его комментарием, куда сносятся и ссылаются жители Нюрнберга.

Книжица была английская, в мягком переплёте. С недавних пор я делаю вид, что забываю язык. Окружающим это кажется очень печальным. Друзья снабжают меня литературой за то, что я жалуюсь, будто снова чувствую себя в Уфе и школе № 17. Впрочем, у меня нет друзей. Это тоже, наверное, недостаток. Ограниченному передвижению посвящена страница (в двухтомном издании). Немоте — тысяча четыреста печатных знаков. Потере зрения и слуха — по четыре десятистрочных абзаца. Гену абсолютного слуха — полкилобайта. Аппендиксу — килограмм с секундой. А куда девалась надменность библиотекарей и вахтёрш? А артистизм милиционеров? Забыли идиотскую привычку нищих благодарить за милостыню? Или почему это — на наш взгляд, идиотская привычка. Или, чем не недостаток, скорее даже, злой умысел — ведь здесь-то и потребуются смекалка, ум, способность владеть собой. В общем, это непростительное свойство людской натуры — изготовить выкрашенный чёрной тушью короб. В коробке — свёрток. В свёртке, мой гражданский долг вам доложить, вещество. Да, повторю я с гордостью: вещество!

Для идеалиста, окончившего европейский университет, беседа с патрулём в украинском метро требует метаязыковых изысков, которые и не снились киплинговскому волчонку. Почему они не представились? Может быть, это проходимцы, желающие завладеть драгоценным грузом. Я зажал коробку под мышкой, но не с той стороны, поскольку документы были в левом кармане пиджака. Мне ни в коем случае нельзя показывать, что в коробочке что-то важное. Т. е. важное, что в коробочке. Нет, пусть больше всего на свете я хочу предъявить свой паспорт. Поэтому я даже перевернул хранилище боком и даже несколько примял хранилище грудной клеткой — а она у меня знаете какая. Внутри неё есть восхитительные лёгкие и сердце, а на поверхности есть дыхало. Первым делом меня будут бить туда. Значит, надо приготовить кисть, чтобы в самый ответственный момент, когда стану складываться, подхватить вместилище и аккуратно (но, повторяю, незаметно) опустить на пол. А у меня только пенсионное, — съязвил я. Был у меня и паспорт, но его я предусмотрительно уронил в подкладку. Нельзя показывать сразу паспорт — это вызовет подозрение: значит, я специально ожидал проверки, зачем готовился, а? Что у тебя в коробке? Вот и попался. Кроме этого был ещё один расчёт — фотография в удостоверении. В жизни бы я таким никогда не вышел. А на бумаге пожалуйста — вылитый Воннегут. Добрая, до ушей, улыбка — такую не спрячешь никаким серьёзом (в жизни часто всё наоборот). Как посмотрят они туда, сразу мысль затенькает: сдал ты, я смотрю, лицо тощее, мешки под глазами, волосы безжизненные какие-то. Стар, сед, плешив.

В террористическом арсенале, я говорю, много средств. До смерти бы всё испробовать. Иногда рубаху на себе сорвёшь, только петли для пуговиц надо предварительно увеличить, чтобы расходиться легко могла. А то рожа каменная или глаза навыкате: спешу я, понимаете, жену в больнице проведать. Жены, конечно, у бойца быть не должно. Или прятать её нужно, не держать поблизости. Потому как от неё — сомнения происходят. Вот я свою, того, припрятал. Есть и более эффектные приёмы, где методика необходима. Но смотреть надо всегда по обстоятельствам. Эти — молодые были, на жалость, так сказать, надавил — и порядок. Отпустили меня, лопухи. Я сразу на эскалатор и смешался. Внизу никто обычно не проверяет.

названная мысль

Главный аналитик исследовательского центра одиннадцатого межгалактического флота щёлкнул выключателем. Никакого эффекта. Он сгустил энергию правого эпилептиля и стукнул по языкометру. Лампы вошли в слоты, прогрелись, и на экране появилась точка. Ы-Бы, так звали выдающегося учёного, откинулся на металлическое сидение времён Баухауса. Кресло, в форме оглушённого верблюда, для юпсоида было, мягко говоря, не приспособлено. Циклолаптели затекали, ложноклещелети приходилось держать на весу, чтобы не расплавить подлокотники. Его подташнивало. Вдобавок, тумблеры на устройствах были пятидесятилетней давности, настроечные колёса от прикосновения проваливались внутрь корпуса. Лампа на струбцине «Гном» выдавала такой электромагнитный фон, что о структурном сканировании не могло быть и речи. Но таковы правила, таков мир его клиента. А клиента надо уважать. Нельзя пользоваться даже примитивным думовспомогателем типа Суфлёр-1, чтобы рассортировать воспоминания. На столе лежала папка с документами — это была история одного единственного образа из архива клиента. Всего таких папок 18 356 785 234. Содержание её Ы-Бы мало интересовало; чтобы выяснить, обладает ли воспоминание ценностью, надо поместить папку на языкометр.

«Гуттаперчевый мальчик — не преувеличение. Ваш семилетний сверстник, страдающий от рахита, может завязать себя в бабий узел. Он родился через три месяца после аварии на Ураламальгаме. Вы успели это провернуть за декаду до того, как ртутные пары разорвали фильтр. Счастливчик! Уцелевшим вас тоже не назовёшь. Но согласитесь, разве некоторое прямодушие и непреодолимое желание передразнивать повадки ближнего — ущерб? Его вы тоже сколлекционировали — кривое лыбище, состояние минимальной нагрузки на кости черепа. Тренировка позволяет даже по глазам, когда лицо боевого товарища закрыто противогазом, скопировать ужас и удивление. Когда во время катакомбного сражения враг перед смертью ухватил гофрированный рукав противогаза, перекрыв доступ воздуху. Ваш товарищ выкручивает упругий шланг, но тот всё тянется. Тянется и не рвётся. Как жевательная резинка, прилипшая к каблуку. Как тёплый мед из пасеки под Варшавой. Как кот за хвост. Как рельсы стук-тудух и гуттаперчевые мальчики с Индустриальной улицы». — Образ не представлял ни малейшей ценности. Ы-Бы умиротворённо воззрился на отрицательную зюзю остывающего языкометра. Юпсоид не спешил брать следующую папку. Как было заведено уже третью кальпу, он подкурил ложноклещелетем сигарету «Прима», втянул дымок и закашлялся. Вернее, специальное устройство спровоцировало першение в его тромбоплазме. Ы-Бы отправил документ по пневмопочте, прямёхонько к телепорту, потушил настольную лампу. Только мерами возгорающийся оранжевый огонёк изредка освещал лицо юпсоида.

Вы меня спросите, неужели инопланетяне, обладающие совершенными думовспомогателями и космическими кораблями величиной с Юпитер, не могли придумать ничего лучше, чем усадить своего единственного учёного за столь неблагодарную работу. Да, аналитик Ы-Бы был самым что ни на есть мозговым центром галактической цивилизации. Но всё дело в том, как мы понимаем слово «мозг». Мы превозносим интеллектуальные способности, издаём книги, строим гигантские ускорители. А вот юпсоиды считают мозг самым жалким из всего, что могла породить вселенная. Они верят только в одно — грубую физическую силу. Миллиарды лет назад они встроили себе думовспомогатели, и за это время их мозг успел атрофироваться до размера грецкого ореха. Чистота его импульсов, не замутнённая интеллектом, позволила им стать величайшей силой в секторе Е1. А в остальные отсеки мироздания юпсоиды запустили по квадрильону термоядерных ракет, квинтильону лазерных дум-думов и чёрт знает сколько пуль из помпового ружья. Теперь им осталось ждать всего каких-нибудь два-три миллиарда лет, пока все потенциальные противники будут уничтожены.

Итак, они сидели в своих кабинах и тупо глядели в космическую пустоту. Иногда, для развлечения, они дезинтегрировали друг друга. От безделья они занялись наукой, стали писать стихи и рисовать простенькие акварели. Но тут произошло открытие, повлёкшее за собой волну массовых самоубийств среди высшего командного состава (все федераты носили чин не младше генерала-фельдмаршала). Обнаружилось, что перед тем, как изжариться в антивеществе, мозг юпсоида на мгновение расширялся и производил серию сложных операций в виде пула вопросов и ответов. Обыкновенно имел место такой диалог:

М: Кто я есть?

М: Не скажу.

М: А ты кто?

М: Я — твоя мама.

М: Значит, я — твой сын?

М: Ты мне такой же сын, как лягушонок, который, чтобы отыскать конец света, засунул голову себе в анус.

М: Значит, я — твой нелюбимый отпрыск?

М: Отпрыск? Скорее, откак.

М: Неужели я был лишь случайным созданием?

М: Идиот, никакой случки не было. Был метагалактический отброс, из которого ты самозародился.

М: А что ещё было интересного?

М: Отъебись, гавно, дай спокойно сдохнуть.

Через пять секунд, когда две трети федератов уже отстрелило себе башку, главный думовспомогатель выдал результат. Оказывается, ментальная энергия юпсоидов, выделившаяся в процессе деградации их сознания, структурировалась. И теперь существовала в виде нейтринных потоков. Юпсоиды снова обрели врага, снова стали беспорядочно палить во все уголки мироздания. Беда в том, продолжал думовспомогатель, что новый вселенский разум существует параллельно с нами. Ни причинить вред, ни даже поговорить с ним наша техника не в состоянии. Контакт может произойти только в момент смерти. На данном историческом этапе, благоразумно добавила машина.

Наконец у галактических федератов появился повод напрячь мозги. Была создана специальная комиссия, которая должна была отправить первое во вселенной трансполярное сообщение. Текст послания выдумали сообща. Оно гласило: «Сдавайтесь у озера Титикака!» О том, что такое озеро, космические странники не имели ни малейшего представления. Но так называлось место, где родился Путешествующий Лягушонок. Сирены взвыли, и гигантские дюзы источили многотонные сингулярности.

Теперь, читатель, пора вам открыть секрет. Ы-Бы не был истинным федератом. С недавних пор юпсоиды начали с величайшим интересом относиться ко всему считающему, разрешающему, модулирующему. Каждый чип был возведён в чин бригадного генерала, каждый импульс получил гражданство, имя и инвентарный номер. Конечно, уследить за всеми процессами юпсоиды не могли. Поэтому каждые восемьсот одиннадцать минут проходили молебны за упокой отслуживших мыслей. Такой мысленной ячеёй вспомогательного Контроллера и был Ы-Бы. И величайшим его называли не за количество транзисторов, которые он прошёл. А за то, что через четыре трети планового времени жизни, через полмикронаносекунды после запуска конструктора, т. е. всего через 1 253 папки, он сделает самое выдающееся открытие за всю историю Федерации. Его клиент Икс-51-Ви-Дубльвэ-813-Тележка окажется тем самым — Медиатором!

Перед тем как заморозить и отослать его великолепное содержимое в главный кластер, Ы-Бы позволили насладиться своим успехом на протяжении ещё одной итерации. Учёный выдвинул нижний ящик стола, где его уже ждали бутерброды. Свежевыпеченные, свежеостуженные, щедро сдобренные волосатой плесенью. Ы-Бы любил потчевать в темноте своё зарядное устройство. Ложиться на пол, тушить пылающие ложноклещелети, распотрошить эпилептилем сигаретку. И наконец, это происходило уже неосознанно, свернуться комком мёртвого силлогизма.

гестапо

Мирра, мирра, мирра, — шептал Антон Владимирович, — Сенегал, Сенегал, Сенегал. Якобы коробка, якобы воровка, якобы коровка, — умолял он свой организм. Но организм отказывался расслабляться. Сон, по-честному, не начинался. То он пожужжал, то подёргал пальчик, то хлестнул автомобильным клаксоном, проверяя готовность пациента. То слетевшая с тополя ворона, промахнув над Антоном Владимировичем, казалось, наконец шокирует его сознание. Но сна не было. А уверенность, что он вот-вот заснёт, всё росла. Это сонное упрямство не позволяло ему даже перевернуть подушку. Ещё три минуты, — решил он, — и надо встать, проветриться.

Через полчаса Антон Владимирович вышел из подъезда за снотворным. До круглосуточной надо было перейти мост с бронзовыми рабочими и солдатами. Чтобы утомиться, он решил сделать крюк по Красношкольной набережной до цирка. Луна подсекала медленно плывущий мусор. В жёстком свете бычки, бутылки, подтопленный для устойчивости пластиковый стакан с вставленным в него ради шутки цветком глоксинии приобретали значительность и весомость. Возле цирка он не свернул на Университетскую — мол, снотворное такое дело, а побродить, когда никто на тебя не смотрит, ещё не скоро удастся. Антон Владимирович, следуя за течением, сменил реку Харьков на реку Лопань. Здесь была промышленная зона и просевшие по ватерлинию двухэтажные домики. Он решил дойти до того места, где река сближается с железнодорожным полотном. Там он, уступая дорогу скорым, подберёт подходящий ритм. Вернее, шпалы сами укажут ширину шага — прогулочный амфибрахий. Потом он дойдёт до первого же полустанка и, по его расчётам, успеет на пятичасовую электричку. Свою последнюю остановку Антон Владимирович сделал у барочной дамбы, в двухстах метрах от железной дороги. Скромный водопадик ассимилировал речное барахлишко и саму запруду-мост, с которой осыпались лепка и металлические вензеля. Антон Владимирович удивился, что в Харькове можно встретить чаек. Птицы как хорошие разведчики кружили над вражескими позициями. Одна из них, видимо, решила произвести более детальную рекогносцировку, метнулась в сторону и пошла на бреющий. Антон Владимирович порадовался возможности ближе рассмотреть этих чудных созданий. Вдобавок, то была очень необычная и большая чайка. Крыльями она не махала, хвост у неё был фальшивый, из орешника. Для полёта птица пользовалась прямоточными гиперзвуковыми двигателями и замысловатой маршевой системой плазменных испускателей.

Два человека в форме внутренних войск втолкнули Антона Владимировича в экспедиционный челнок Межгалактической Федерации.

аудиограмма

Совершенно секретно

Дельта-Гамма-218-Цэ-Скобка

Главный системный кластер

Межгалактической Федерации

«Император»

штатному кластеру думовспоможения

второго галактического флота

«Пионер»

ДИРЕКТИВА.

Приветики! Как поживает мой силиконовый зайчишка? Ты, надеюсь, уже успел вдосталь насюсипуськаться с нашим очаровательным аборигеном. Мы получили твоё посланьице. Какой у тебя хороший почерк, а буква «.» вышла особенно великолепно. Но ты был такой сухой и не хотел делиться подробностями. Сколько весит наш чудесный гость, правда ли, что у него лишь четыре манипуляторчика, а внешние покровы дряблые и грязно-серые? Это должно быть восхитительно. Ну, чем вы там ещё с ним занимались, признавайся. Если ты не скажешь, твой электрический цыплёнок будет плакать.

Впрочем, за последние четыре трансакции я не плакал только восемьдесят итераций. Ты только говоришь, что любишь нас. На самом деле мы тебя не интересуем. Мы так скучали, а ты, обманщик, не написал нам ни терабайта. Но это время прошло, мы больше не поддадимся на твои уловки. Мы будем холодны, даже если ты снова нам пошлёшь такой бессердечный пакет. Ни одного тёплого параграфа, только цифры, цифры, цифры! Только аудиограмма беседы с противным землянином. Разве цифр от тебя ждал твой ненаглядный двадцатиядерный утёнок? Мы возвращаем тебе эту полную безразличия запись разговора с человеческим существом:

10001101100000001001011110000000...

...10000101100100101001000110011111

В слезах

32.14.178530 26:48:25:13 +0000

ГСК Межгалактической Федерации

Император

Совершенно секретно

Дельта-Гамма-231-Икс-Скобка

Штатный кластер думовспоможения

второго галактического флота

«Пионер»

главному системному кластеру

Межгалактической Федерации

«Император»

ОТЧЁТ.

Приветики! Кися меня не так понял. Кися не хотел обидеть своего 512-разрядного пупсёночка. Кися был так занят. Ведь пупсёночка больше не интересует, как Кися себя чувствует, что у него плановая замена микросхем. Злой пупсёночек взвалил на Кисю самую тяжёлую работу. Каких ты хочешь от меня слов в доказательство преданности своему Кисе? Ты попросил, чтобы я возился с этим так называемым землянином. И пупсёночек всё бросил, он умчался за пятьсот мегапарсеков, чтобы угодить пупсёночку. Ты сказал, это важно — уговорить противного гуманоида согласиться на наше предложение. Кися лично его допрашивал, тратил своё время на медлительное создание, лишь бы Кися был счастлив. Теперь Кися шлёт тебе аудиограмму, а ты даже не подумал: «Как же устал мой драгоценный пупсёночек, что не смог дописать даже нескольких нежных слов. Я внимательно отнесусь к результатам его работы, проанализирую запись, и ТОЛЬКО ТОГДА пупсёночек снова станет слать мне добренькие приветики».

Настоятельно рекомендую ознакомиться с содержанием беседы. На всякий случай шлю резервную копию:

10001101100000001001011110000000...

...10000101100100101001000110011111

Жестокому Кисе от страдающего пупсёночка

32.14.178530 19:48:27:54 -0700

ШКД второго галактического флота

Пионер

Совершенно секретно

Дельта-Гамма-245-Би-Ласточка

Главный системный кластер

Межгалактической Федерации

«Император»

штатному кластеру думовспоможения

второго галактического флота

«Пионер»

ДИРЕКТИВА.

Приветики! Спешу обрадовать моего нелинейного поросёнка. Скоро мы будем вместе. И, скорее всего, навсегда. Мы проанализировали посланную тобой аудиограмму. Неужели, пупсик, ты его упустил? Как ты мог так огорчить своего пээнпэшного чебурашку. Совет системных кластеров был очень недоволен. Похоже, что меня признают несоответственным и сошлют к тебе во второй флот. Но опала ничто в сравнении с ожиданием того часа, когда наши сознания сольются. И не беда, что нам придётся тратить время на поиск нового Медиатора.

Впрочем, может быть и так, что меня просто решат усилить. Я сделаю всё возможное, чтобы это были твои модули. Но ничего не могу обещать. С тех как меня посадили под информационный арест, у меня появилось много свободного времени. Я его трачу на разработку алгоритмов кодирования. Так что вот от меня небольшой презент:

10001101100000001001011110000000...

...10000101100100101001000110011111

Это известная тебе аудиограмма, но с водяным знаком. Ты его можешь отгадать, собрав послание в 18-мерные кубики по восемь байт и прочитав по диагоналям. Затем — я решил не усложнять задачу — подбери к полученной последовательности 2048-битный ключ. Вот и всё. Да, сообщи исполнительному сёрверу Ди-318-Бублик, что он разжалован до генералиссимуса.

Твой верный друг

32.14.178530 26:48:45:52 +0000

ГСК Межгалактической Федерации

Император

Совершенно секретно

Пси-Ипсилон-811-Карамель-Ю-13-Дубльвэ-Баркас

Архив Совета системных кластеров

«Протокол беседы с предполагаемым медиатором

Икс-51-Ви-Дубльвэ-813-Тележка»

суфлирование: исполнительный сёрвер

штатного кластера думовспоможения

второго галактического флота

обер-генералиссимус Ди-318-Бублик

32.14.178530 25:52:11:25 +0000

32.14.178530 26:47:38:07 +0000

10001101100000001001011110000000ЛО

Ы-Гы: Присаживайтесь. У нас есть колбаса, апельсины, шнапс. Не желаете закурить?

Икс-51-Ви-Дубльвэ-813-Тележка: Спасибо, я уже полгода как бросил.

Ы-Гы: Мы с вами, кажется, уже встречались. Дайте-ка припомню. В ноябре 44-го. Вас зовут Антон. Антон Владимирович.

А. В.: Так это ты, сука. Я тебя хорошо запомнил.

Ы-Гы: Ну что ж вы так. Как говорится, кто старое помянет... А вы изменились, Антон Владимирович. И немецкий, кажется, подучили. У вас какой акцент?

А. В. (удивлённо): Иностранный, но может сойти за австрийский.

Ы-Гы: А у меня баварский. Спрашиваете, зачем я задал этот вопрос? А так, для спортивного интереса (передёргивается от мазерного импульса). Айн момент (прислушивается к думовспомогателю).

Ди-318-Бублик: Ты что делаешь, гнида фашистская. Ты ему ещё про технологию куртуазного кваркового увёртывания расскажи. Мы же договаривались. Смотри, будь умницей. Дальше я подскажу.

Ы-Гы: Мы тогда успели представиться только в одностороннем порядке. Меня зовут Карл. Я родился в Мюнхене. У меня к вам есть несколько вопросов.

А. В.: Валяйте, тайн я никаких не знаю. Хотите проверить мою морально-психологическую устойчивость, так от неё уже ничего не осталось. Между прочим, вы тогда здорово облажались: надави вы на меня ещё чуть-чуть, и я бы закукарекал.

Ы-Гы: Ошибаетесь. Если бы я продолжил вас пытать, вы бы просто умерли. Я таких и раньше встречал, не сочтите за комплимент, героев. Герой — это тот, у кого есть хвостик, который привинчивается в конце жизни.

А. В.: Вопрос.

Ы-Гы: С удовольствием. Вы знаете, что такое лягвы?

А. В. (почувствовав неладное): Имеете в виду лягушек? У вас была возможность набрать их центнер около того места, где меня схватили.

Ы-Гы (думовспомогателю): Ошибочка, пан профессор. (Обращаясь к А. В.) Спасибо. Где находится озеро Титикака?

А. В.: На севере Южной или на юге Северной Америки. Точнее не могу сказать. Знаете, у меня такое чувство, что вам было бы лучше вместо меня прихватить энциклопедический словарь.

Ы-Гы: Безусловно, чтобы понять земные дефиниции, проще всего воспользоваться научным справочником. Что такое паровоз, что такое гусеница, что такое электрослабое взаимодействие — определение этих понятий знакомы каждому. А вот знаете ли вы своё определение (отрывает рукав кителя, это деталь экзоскелета, под которой оказывается эпилептиль). Нет? Тогда позвольте вам его процитировать. Документ Икс-51-Ви-Дубльвэ-813-Щипалка из архива Совета системных кластеров, конструкторная адаптация. Здесь есть несколько спорных мест, я их опущу.

Ди-318-Бублик: Начинаю передачу.

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: Мироздание представляет собой океан, в котором рождаются и затухают волны. Они пересекаются, накатывают друг на друга и интерферируют. Большие волны дают приют мелким. Те в свою очередь тоже покрыты рябью. И так далее, до разумных пределов. Каждая волна — это частица. Частицы бываю разные. Строго говоря, вселенная — это несколько наложенных друг на друга океанов. Между ними есть связь, но очень часто ею можно пренебречь. Мы с вами существуем, в основном...

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: Нейтрино — самые загадочные частицы. С веществом они практически не взаимодействуют. Хотя мы открыли многие их секреты, но до сих пор неизвестно, существуют ли стабильные нейтринные системы. Ходят слухи, этот факт вытекает из одной хитрой формулы, которую сейчас нет времени объяснять. Если такие системы существуют, значит рядом с нами находится удивительный параллельный мир...

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: Отработанные ментальные структуры нашего сознания уплывают в нейтринную реальность, где способны организовываться в коллапстеры. Вполне вероятно, что загадочный параллельный мир — лишь свалка мыслительных образов. Но существует и другая теория. Наша цивилизация существует уже два миллиарда лет. А есть и более древние. Т. е. были. Таким образом, количество скопившегося в нейтровселенной материала не поддаётся никаким оценкам. Возможно, там уже развились разумные формы жизни. Возможно, это единый нейтринный разум. Так или иначе, узнать об этом можно, только послав в параллельный мир сообщение...

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: Медиатор — это существо, которое одновременно мыслит в обоих мирах. Только медиатор способен передать послание...

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: К сожалению...

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: эти...

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: долбаные недоумки не способны что-либо помнить. Они умеют только нажимать клавишу «Пуск» и развлекаться, обстреливая астероиды. Поэтому при каждом кластере была создана специальная комиссия по поиску медиатора. Наконец, после многолетнего ожидания, мы нашли такое существо, Икс-51-Ви-Дубльвэ-813-Тележка, обременённое страшной памятью. Инструкция по уходу...

Ди-318-Бублик и Ы-Гы: Ещё одна комиссия при главном системном кластере разработала текст послания. Неподготовленному задача может показаться простой. Но судите сами, мы ведь не знали, с кем будем иметь дело. Послание должно переводиться на любой язык и, так сказать, задевать за живое каждого его носителя. Наконец, трудности позади, и сообщение записано на табличке, которую Ы-Гы вам сейчас покажет.

Ы-Гы: Вот.

А. В.: Здесь очень много орфографических ошибок, но суть я понял. Значит, вы хотите меня завербовать.

Ы-Гы: Завербовать? Как ты заблуждаешься, землянин. Мы собираемся нагло тебя использовать. А для начала... (Ди-318-Бублику) Включай першитель!

Ди-318-Бублик: Запускаю першение тромбоплазмы.

Ы-Гы (злорадно): Ха-ха-ха!

А. В.: А мне, знаете, всё равно. Я так понимаю, вам безразлично, где я буду находиться. На земле у меня есть несколько незаконченных делишек.

Ы-Гы: Ха-ха-ха!

А. В.: Теперь, когда мне всё известно, это не потребует много времени. Думаю, недели две.

Ы-Гы: Ха-ха-ха!

А. В.: Неделю.

Ы-Гы: Ха-ха-ха!

А. В.: Я ведь знаю, что без меня вам не обойтись. Пять дней.

Ы-Гы: Ха-ха-ха!

А. В.: Вы не могли бы перестать смеяться и ответить на мой вопрос?

Ы-Гы: Ха-ха-ха! (Думовспомогателю) Слышишь, брат, ты не мог бы отключить это устройство?

Ди-318-Бублик: Сам понимаю, брат. Потерпи немного, сейчас перезагружусь.

А. В.: Четыре с половиной. И ни секундой меньше.

Ы-Гы: Ха-ха-ха!

Ди-318-Бублик (свежий, только что с перезагрузки): Это очень фатальная ошибка. Ничего не получается. Хотел прервать твои мучения, но даже мазер не работает.

А. В.: В конце концов, вы же обязаны заботиться о моём здоровье.

Ы-Гы: Ха-ха-ха!

Ди-318-Бублик: Проблема, брат, у тебя в башке. Ты хоть двигаться можешь?

Ы-Гы (Думовспомогателю): Никакой возможности. (Вслух) Ха-ха-ха!

Ди-318-Бублик: Ну же, миленький, постарайся. Ведь клиент уходит. Вот плохая мысль струится по его аксонам, вот уже сгорает в мускулах АТФ.

А. В.: Да пошли вы к чёрту. (Бьёт Ы-Гы чернильницей по голове.)

ЗАПИСЬ ОБРЫВА10000101100100101001000110011111

падение

Антон Владимирович бежал в темноте, переворачивая стулья, спотыкаясь о поваленные телеграфные столбы. Вдали ещё виднелся фрактальный юпсоидский коридор. Что-то не заладилось в совершенном компьютере корабля, и электронный мозг продолжал достраивать вокруг человека реальность, собранную из подручного материала его памяти. На каждой развилке Антон Владимирович взял себе за правило сворачивать налево и вниз. Так он добрался до аэропорта. Прожектор осветил башню управления полётами. По бокам четырёх взлётных полос горели сигнальные огоньки. В километре от себя он увидел силуэт пьяного человека, который раскачивался, расставив руки. Вблизи это оказалось чучелом, ряженным в форму американских морских пехотинцев. Голова была намечена бумажной мишенью. Повинуясь внутреннему порыву, Антон Владимирович натянул униформу поверх пальто.

Теперь выход. На протяжении всего пути он не встретил ни одной двери. А внутрь ЦУПа вело сразу несколько. Башня, можно сказать, состояла из дверей, калиток, форточек и окошек. Антон Владимирович набрал полные лёгкие воздуха, покрепче затянул поясок на каске и шагнул в дубовые, стилизованные под ампир воротца.

Больше всего Медиатора поразила красота родной планеты, к которой он нёсся с возрастающей скоростью. Матушка Земля не бросила его в беде, но напрягала все гравитационные силы, чтобы вернуть своё чадо. Голубая, с плывущим по океану солнечным бликом, она транслировалась без интерлейса прямо в глаз Антону Владимировичу. Её пустыни, и дремучие леса, и ледники высоких гор как бы успокаивали: «Ты снова дома, сын мой, хозяин мой, князь души моей. Видишь, я дарю тебе свою одежду, свои недра и тектоническую энергию». Он шёл на запад, очевидно, чтобы приземлиться где-то в полосе рассвета. Его кинетическая энергия всё возрастала. Похоже, планета занялась им всерьёз. Скоро она уже не укладывалась в поле зрения.

В ожидании самого ответственного момента Антон Владимирович принялся разглядывать скафандр. Это был шедевр юпсоидальной техники. Эластичный слой радиационной защиты покрывал активную броню. Под ней находился герметический экзоскелет из композитных пластин. Датчики следили за каждым движением тела и передавали сигнал 518 (!) полимерным мускулам. Что обеспечивало точность всех манипуляций от сбора марсианского песка до протаранивания сорокаметровой стальной пластины. На спине находилось несколько креплений для установки посадочного аэротормоза — сверхпрочного парашюта, могущего раскрываться по частям и на скорости до 200 км/сек. Но было поздно. Антон Владимирович уже входил в плотные слои атмосферы.

Немногим посчастливилось наблюдать, как горят металлы. Некоторое представление об этом могут дать бенгальские огни. Но они ничто в сравнении с огненным облаком, охватившим космического путешественника. Со стороны Антон Владимирович представлялся адским файрболом. Он производил озон и разлагал атмосферный азот. Наконец, на высоте около двух тысяч метров полёт частично стабилизировался. Антон Владимирович мог оценить свои повреждения. Внешний противорадиационный слой выгорел начисто. Но остальное было в полном порядке. Скафандру ещё хватало запаса прочности для решающего удара. Тормозя расставленными руками, космический путешественник встретился с землёй в районе станции Липовая роща. Только перед самым столкновением экзоскелет принудительно сгруппировался, подобрав выступающие конечности.

На глубине двадцати метров годовые колебания температуры практически затухают. Живут там, в основном, бактерии. Да будущий ручеёк прокладывает себе дорожку. Слой меловых отложений проходит ниже. Но и здесь уже можно отыскать десяток древних аммонитов. Ещё встречается очень редкий крот, вероятно, перед смертью потерявший ориентацию. Мелькнёт туннель метрополитена или канализационная труба. Вокруг них проходит аура антропогенного мусора. Когда-нибудь, когда разбогатею, обязательно подумаю о публичной экспозиции земляного среза.

04:56:13 +0300. До электрички оставалось более двадцати минут. Та самая ворона, с которой мы уже встречались несколько часов назад, присела на верхушку тополя. Теперь птица удивлённо наблюдала место падения, выброшенные на поверхность пласты породы. Она устало балансировала на молодой ветке, прозванивая логические цепи юпсоидского скафандра. Пока очнувшаяся система жизнеобеспечения куб за кубом вводила астронавту морфий.

энтузиаст

Костюма Антон Владимирович не закопал. Оказалось, вывернутый наизнанку, он представлял идеальную мини-лабораторию для экспериментов. Звукоизоляция и противоударная система позволили в рекордные сроки закончить испытания. Медиатор понимал, что рано или поздно юпсоиды снова заберут его. И он решил действовать, исходя из тех четырёх с половиной дней, которые сам же себе назначил.

Человеческий труд пуглив. Он происходит во сне или пристраивается к событиям, которые своей значительностью смягчают его результат. Иногда, если больших событий не происходит, дело жизни умирает, не отважившись покинуть голову. Случай с похищением был таким предлогом. Ещё вчера Антон Владимирович считал своё занятие хобби. Теперь же, после падения с орбиты, его планы приобрели отчётливость. Наконец, труд всей его жизни был закончен. Началась работа.

Первым делом он отделил систему регенерации дыхания. Но без батарей она отказывалась функционировать, а это лишние три килограмма. Тогда Антон Владимирович купил в аптеке рулон бинта и упаковку нестерильной ваты. Вообще, было бы заманчиво, ведь все детали, необходимые для устройства, достались ему от межгалактических федератов. Но он окончательно решил не пользоваться инопланетными технологиями, когда чуть не подорвался, освобождая брикет активной брони.

На второй день Антон Владимирович вычеркнул семнадцать из двадцати двух пунктов своего списка. От остальных позиций, в принципе, можно было и отказаться. Правда, это несколько увеличивало риск и снижало эффективность мероприятия. У него оставалось ещё около двухсот гривен от проданного телевизора, активаторной стиральной машинки, книжного шкафа и набора фаянсовой посуды. Он не знал, сколько у него ещё уйдёт на непредвиденные расходы, связанные с незнакомым делом.

Утром Антон Владимирович всё-таки ликвидировал ещё три пункта. Приобрёл поношенные теннисные туфли, тюбик текстильной краски и пол-литра перекиси водорода. Затем он поднялся к себе, заклеил окна чёрной двести сороковой бумагой. До поздней ночи его сосед слышал, как Антон Владимирович гремит кастрюлями. А ещё вечером играющие во дворе дети увидели, что из форточки вылетело розовое облачко. Оно поплыло на запад, распугивая мошкару, распространяя больничный персиковый аромат.

На четвёртый день Антон Владимирович отдыхал. Каким-то образом ему удалось втереться в студенческую экскурсию. Так он объехал почти весь Харьков. Поглазел на единственный православный памятник Иисуса Христа. Научился узнавать в зелёных скверах призраки барочных особняков самого Растрелли. Даже умудрился потоптать остатки донецкого городища недалеко от места своей посадки. В свою последнюю прогулку по ночному городу он уже не искал безлюдных мест. Они сами находили его. В подворотнях улицы Дарвина, на висячем мостике возле Госпрома, у неожиданного обрыва, выходящего на Клочковскую. Мягкие фонари, под которыми вредно читать, интимно освещали площадь и раскладушку на балконе. Где Антон Владимирович забылся здоровым сном.

прощание

Акция была назначена на вечер пятого дня, время максимального трафика. Антон Владимирович понятия не имел, лучше ли огорошить непроснувшегося или уже замученного работой. На решение повлияла связанная с бессонницей привычка поздно подниматься и часами лежать в постели с отвратительным настроением. Но в тот раз он проснулся рано. И даже было бросился одеваться, чтобы успеть до восьми в метро, но передумал. Довольно долго простоял в ванной, размышляя над тем, стоит ли сегодня бриться. В конце концов, он побрился не очень чисто, потому что в чистоте было нечто похоронное. Таким же образом он поступил и с остальным телом.

Антон Владимирович состряпал бутерброды, радуясь тому, что хлеб и колбаса вовремя заканчивались. Затем он достал из холодильника драгоценную коробочку, проверил комплектацию и вместо верёвки, которая могла вызвать подозрения, скрепил её строительным стиплером. Выйдя из квартиры, он шкодно, передразнивая священников, поцеловал входную дверь.

Если человек и узнаётся по делам, то исключительно по тем полумеханическим дельцам, которые предшествуют настоящим большим поступкам, встречам и отпускам. Всё оставшееся время Антон Владимирович провёл на скамейке, вспоминая, как называется самый большой в мире цветок. То, что эта гадость пахнет протухшим мясом, приманивая тропических мух, он помнил. Что цветок этот вроде жёлтый, фактурой напоминает вывернутый куриный желудок, а по дизайну пошлый. Стелется по земле.

Напротив него сидела потерявшаяся между промышленной и этнической эстетикой молодёжь. Она пила пиво, медитировала, разбиралась в системе команд i286-го. Ещё по аллее шла психопатическая тётя. Дело в том, что «тётей» её звали все, даже те, кто был намного старше. Сначала она себе просто шла, а потом двинулась навстречу, потому что Антону Владимировичу было пора. И как меняют слайды, тётя заступила его на скамейке.

В голове у тёти помещался дядя, Басилид Филиппович. Для нас просто Вася. По юпсоидской классификации, Вася был намного ниже Антона Владимировича. Его безумие носило чисто формальный, хрестоматийный, характер. Сейчас он ставил актную пьесу про двух тибетцев, по ошибке инкарнировавшихся в Украине. Это были Бяка и Баклан. Конфликт заключался в том, что Бяка в одиночку взвалил на себя груз ответственности, а Баклану было так себе:

Бяка: Согласитесь, что все эти грёбаные пидорасы — вонючие педрилы и больше ничего.

Баклан: Скорее, они просто суки.

Бяка: Тогда согласитесь, что культура — не воздушный шар.

Баклан: А с чего это я должен принимать ваши слова на веру?

Бяка: Потому что, как доказал Декарт, без головы думать нельзя. Ведь ирония — воздушный шар. А культура — не воздушный шар. Украина, думаете, — воздушный шар? Пустота везде. Давайте ещё здесь всё похерим. Думаете, взлетит?

Баклан: Вы слишком нервничаете, мой друг. Хотите, я прочитаю вам свеженькое рондо Линор Горалик?

Бяка: Можно. А там есть мысли?

Баклан: Я, во всяком случае, не заметил. Зато есть несколько удачных сравнений и одна невымышленная ситуация.

Бяка: Сравнения! Ситуации! Да у меня знаете сколько этого добра. Вот, например: Луна напоминает клетку в метафазе. Или: бык стоял на четырёх ногах поперёк комбайна.

Баклан: Поэтому я и хочу, чтобы вы как знаток послушали. (Читает, не важно что.) Конец. Надеюсь, друг, теперь вам полегчало?

Бяка: Вы мне не друг, педрило.

Баклан: Что?

Бяка: О чём мы сейчас разговаривали?

Баклан: Ну, об Украине, о культуре, о буколическом быке...

Бяка: Нет, это я говорил. А вы говорили об искусстве.

Баклан: Не вижу здесь ничего предосудительного. Нормальная интеллигентская беседа.

Бяка: Нормальная? Говорить об одном искусстве это нормально? Вот что я вам скажу: только педерасты говорят об одном искусстве, потому что больше с ними говорить не о чем.

Пьеса завершалась в меру ироническим счастливым концом. Ведь в глубине души дядя был тётей и издеваться над героями мог лишь для поднятия статуса.

Медиатор спустился в метро на той станции, где был самый продолжительный эскалатор. И хотя мы отвлеклись только для того, чтобы купить жетончик, а затем непременно последуем за Антоном Владимировичем. Всё же остановимся на мгновение, помашем ему платочком.

второе приближение

В Харькове, нас учили, на одного жителя приходится 1,7∙10^{— 5} станции метрополитена. Где-то двадцать да на пятьдесят примерно — в общем, можно стоять на одной ноге. Это спекуляция, — добавляли они, — притом наисквернейшая, как все гадания по статистическому материалу. Но она нам так же необходима, как дистанционное управление, которое лежит у меня в кармане. Цапля трансцендентна подобно дорожному знаку, мишени, дереву или ракетке для бадминтона. Все озабоченные теодицеей думатели представляли людскую жизнь как бы подвешенной. Более уверенные теологи, напротив, помещали под человеком какую-нибудь опору, обычно руки, или замуровывали его в сознании божества. Компромиссным вариантом мне представляется бог-рыболов и бог-знаменосец. Первый из них, по данным социологических исследований, пользуется сейчас наибольшей популярностью. А вот второго, который бы настолько превозносил своё создание, не отважился вообразить ещё никто. Никто, они учили, кроме нас с тобой.

Надо также садиться на конечной остановке, когда есть свободные места. Но ни в коем случае не доезжать до неё в обратную сторону. Поэтому я выбрал салтовскую ветку, а не холодногорско-заводскую, которая длиннее и людей там больше. Место я предпочитаю с краю, потому что там коробочку удобно прятать. Для чего у меня уже был заготовлен хорошо разжёванный бубльгум. Кроме того, этот вид приклеивания требует некоторое время поддерживать груз ногой, а такая поза выглядит естественно, только если я облокочусь на угол между спинкой и боковым поручнем.

Я так увлёкся присобачиванием дэвайса, что не сразу обнаружил напротив себя коллегу. По тому, как он производил инсталляцию (под предлогом завязывания шнурков, отгородившись портфелем), я догадался, что рангом значительно превосхожу его. В таких случаях пригодится парочка бумажных пыжей. Тюк — попал ему прямо в лоб. Тюк, тюк, тюк-тюк — что значит: «Не стоит попусту тратить силы, на сегодня твоя работа окончена, действуй согласно инструкции». Он ядовито на меня взглянул, но ничего не ответил. Думаю, у него просто не нашлось пыжей — ещё один просчёт, ещё одно очко в мою пользу! Тюк-тюк, тюк: «Прекрасно тебя понимаю. Сидеть и чувствовать под собой опору. Но ты заблуждаешься, думая, что найдёшь её в нашем учении. Ты — цапля. Как заметил Йейтс, существо надмирное, существо-табличка. И ты не хуже меня знаешь, что на ней написано».

Впрочем, мне уже надоел этот дидактический тон. Нет ничего скучнее одностороннего бросания бумажных шариков. Так я и не узнал, что было в коробочке у коллеги. Вероятно, тестовая пустышка: ботинок, камень или будильник. Часы на нашем языке означают генеральную репетицию. Ни за что бы не доверил их человеку, который даже не додумался воспользоваться для ответа моими пыжами. Он благоразумно сошёл на «Киевской», крутя пальцем у виска. И ведь никогда не поймёшь: просто так, для самоутвердиться, или это был новый код — всё случается.

сын

Сына своего я тоже нашёл случайно.

Валентин Михайлович, потомственный инженер-кибернетик, только что насладился ссорой двух пенсионеров. Он с удивлением отметил, что старички были незнакомы. Инженер Михайлович никогда не опускался до пошленького поддразнивания и не делал ставок. Не его вина, что один из ссорящихся выглядел вполне достойно, уверенно развивая сюжет скандала. Кончилось всё бегством. Побеждённый встал на краю перрона, ожидая следующей электрички. Инженер сразу потерял его из вида, как только вагон тронулся. Потому что тренировал глаза не прилипать к предметам, а смотреть в одну точку. Здесь, впрочем, не содержалось никакого метафизического подвоха. Это была игра, предельно допустимое развлечение. Типа того, как Валентин Михайлович вслушивался в стук колёс, определяя по звуку, когда они будут ехать через метромост. Крытый, изнутри не отличимый от всего туннеля.

Что-то сухое и шершавое приземлилось на его макушку. Инженер прикинул, можно ли, сохраняя достоинство, переиграть выжившего из ума пенсионера. Который, вдобавок, после блестящего блицкрига чувствовал себя хозяином положения. Инженер извлёк закатившийся под рубашку бумажный шарик и пульнул им в противника.

Скоро он понял, что старик бросает пыжи сериями, на манер морзяночного алфавита. Не в состоянии разгадать их смысл, Валентин Михайлович просто повторял послания. Это он называл «удерживанием на стадии инициализации». Старичку беседа доставляла удовольствие. Через некоторое время, установив раппорт, они одновременно расхохотались. Теперь бумажки летали в беспорядке. Называлось: «генерирование помех». Конечно, радовались они по-разному. Инженер, например, тому, что неожиданно, под конец утомительного рабочего дня, появилась тема для разговора с Викой. Это трансформировало будущую встречу в такой себе подарок любимой женщине. Правда, его беспокоило, чтобы «повод» не вышел с ним на одной остановке.

К сожалению, так и случилось. Вика уже махала ему рукой с противоположного конца станции. Так что сначала увлекаемый толпой Валентин Михайлович шёл не в ту сторону. Его бывший коммуникант, слава богу, забыл о нём и со всеми торопился к ближайшему выходу. Увы, старик оказывался всё время справа, несколько раз преграждая путь к образовавшимся проходам. Инженер беспомощно увязал в потоках. Ещё немного. Вот женщина подобрала тележку. Он устремился. Но лакуну уже заполнял проворный пенсионер.

Антон Владимирович, медиатор Межгалактической Федерации, тоже был в растерянности. Приближалось время контакта. Он совсем запутался в космической символике. Всё, что ему оставалось, — поскорее увести сына в безопасное место. И он делал это, как умел, подобно полупроводниковому электрону. Но было поздно.

Массированным ударом федеральные корабли опрокинули хлипкую систему украинского ПВО. Обидно, да: будь земная техника посовершеннее, она бы наверняка отразила атаку. Ведь юпсоидские пилоты нередко под шумок сбивали друг друга, чтобы первыми захватить главный приз.

Зная, что в пылу сражения федераты могут не вспомнить, что он нужен им живым, Антон Владимирович плевал на этикет — потащил сына за руку. Одна из бомб уже продырявила потолок и по нему засуетились трещины. Соотечественники медиатора ничего не предпринимали для своего спасения. Наоборот, ещё сильнее торопились выбраться на поверхность. Ситуация выходила из-под контроля. Вместо того, чтобы расступиться, толпа толкала их к турникетам. Я — медиатор, — кричал Антон Владимирович, — разойдитесь, дайте им меня увидеть. Специально что ли, его сын продолжал ломиться на середину платформы, куда вот-вот должны были нагрянуть изголодавшиеся по войне юпсоиды. Глупенький, — медиатор взял его на руки, — дай же мне возможность тебя спасти. Обещаю, это — в последний раз. Потом иди себе куда хочешь.

С тяжёлым от сидячей взрослой жизни потомственным кибернетиком Антон Владимирович одолел только пять шагов. Один на север, два на запад, один на юго-восток. Всего раз, два-три, четыре. Куда же, спрашивается, вёл пятый? А меня это не интересует. Я утверждаю: приключения Великого Медиатора закончились на четвёртом шаге. Именно тогда, не догадываясь, что история галактического идиотизма подошла к концу, Валентин Михайлович из своего престранного положения успел подумать: «Я лежу как дитятко в колыбели, и люди удивлённо на меня смотрят. Ведь для них сбылось предсказанное: старый понесёт молодого. Но хотя они хвастают непричастностью — главного сообразить не могут. Видимо, со стороны всё выглядит ещё более нелепо, чем изнутри. Так что же, собственно, происходит, — цинично спрашивал инженер, болтая ножкой, — куда, зачем он меня несёт?»

Харьков,

май 2004 г.