* * *

Я сейчас думаю об одном своём сотруднике. Его никто не любит, кроме мамы и, наверное, его супруги, но все уважают за интеллект и энциклопедическую образованность. Он небольшого роста, сейчас, в принципе, его можно назвать худым, и у него большая голова, он носит очки. Говорит он немного в нос, сутулится, ходит, едва ли не шаркая ногами, знает себе цену, у него на все случаи жизни готово язвительное замечание.

Он пишет статьи и комментирует новинки нашего непредсказуемого законодательства, делает всё в последний момент, неорганизованный, умный. Ему приносят какое-нибудь письмо какого-нибудь госоргана, он дня через два кладёт все накопившиеся письма под левый локоть, что-нибудь одно — под правый и пишет ручкой, которая в этот момент валяется под рукой.

Он выходит чистым из любой воды, скользкий, ты его не поймаешь, пишет обыкновенной дешёвой ручкой, ему много платят, потому что он — ценный сотрудник.

Потом он приносит документ со своим комментарием нашей наборщице, и она разбирает его капризный почерк, потому что она уже привыкла, и он об этом знает.

Если бы он понимал, насколько он счастливый человек, может быть, он бы не сутулился, а может быть, ему просто всё равно. Но, как и подавляющее большинство людей на Земле, он не понимает этого. Он не понимает этого.

БРИДЖИТ БАРДО
(Из цикла «Культурное наследие»)

У тебя есть какое-то обмундирование,

                                                                    которое позволяет многое скрывать,

я уже не говорю о твоём сердце,

                                                        которое просто не надо носить в открытую,

но я говорю не только о нём.

У тебя есть какие-то специальные одежды,

                                                                            ты надеваешь их,

и ты уже совсем не ты,

просто человек,

просто ты делаешь свою работу,

у меня не то чтобы нюх,

просто меня притянуло на то, что,

                                                             возможно,

всегда знала моя душа.

Я слышала такую историю,

однажды Бриджит Бардо плыла куда-то на корабле,

наверное, по своим делам,

сперва она взошла на корабль по трапу,

и все мужчины, а может, и некоторые женщины

потихоньку начали понимать, кто это,

они сначала просто смотрели в её сторону,

потом, наверняка, каждый подумал:

                                                                а почему бы мне не подойти поближе?

в самом деле, почему, почему бы мне не подойти поближе,

в какую-то минуту,

тщательно обдумав все за и против, а также нормы приличия,

они все дружно встали и пошли на ту сторону корабля,

                                                                                                  на которой была она.

Корабль накренило, так они и плыли,

                                                                   наверное,

если бы не эти доспехи,

мир бы накренило в сторону тебя.

ИЗ ЦИКЛА «ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ»

3

Это было время,

                              когда каждый

                                                       что-нибудь да потерял,

многие вкладывали свои деньги в акции,

весь мой смысл жизни был вложен в тебя,

                                                                           как оказалось.

Женщины в красивых шляпках,

те, кому повезло, ездят в машинах,

кажется, по внешним признакам,

я из тех, кому повезло,

лица за окном — не было ничего

                                                           более пустого,

                                                                                      чем моя жизнь.

Великая депрессия —

это время моего синего,

синего-синего настроения.

Как мне потом рассказали,

это был чёрный «Роллс-Ройс»,

моя жизнь была не такой уж ненужной,

но после того, как этот автомобиль

проехал по моему сердцу,

мне уже ничего не оставалось,

кроме моего непрекращающегося

синего, синего-синего настроения.

Великая депрессия —

это было время,

когда мой корабль шёл ко дну.

4

Тогда в стране были нелёгкие времена,

их назвали Великой депрессией,

настоящие синие дни,

не только для меня они были таковы,

меня отличала постоянная готовность

принять даже яд из твоих рук,

                                                      тебя, впрочем, тоже.

До сих пор, до сих пор

я слышу эту музыку,

я живу под неё.

Кто-то умирал,

                           кто-то рождался,

через моё сердце проходили

жизни других людей,

не перестаю удивляться,

как мне удавалось помнить

фамилии такого количества

                                                  других людей!

И совершенно не помнить

наши первые дни.

Можно перечислять до бесконечности

то, что происходит между любящими людьми,

в нашем случае это можно

возвести в квадрат,

и всё равно не получится,

у меня всё равно не получится

любить тебя меньше, чем жизнь,

хотя бы чуть-чуть меньше,

                                               чем жизнь.

До сих пор, до сих пор

я слышу эту музыку,

я живу под неё.