Октябрь—ноябрь 98

ИСХОЖЕННАЯ ГЕографиЯ (ОКОНЧАНИЕ ЭПОСА)

Инне Герасимовой (Фельдман)

MCMXCIX

Полоска берега как тело китаянки,

прилёгшей набок — плоская полоска

намытого волной песка.

                                           Ни голоса,

ни отголоска

не слышится, когда в порыве ветер

пускает пальцы в дёрн, — как будто в волосы, —

сорвав исподнее, что соткано из петель

тумана.

              Над увядшей порослью —

к источнику, на дно оврага —

никто не пролетит: ни Зевс, ни птица

(ну, разве что лосось по руслу вверх, из океана

поднимется отнереститься).

Овраг полузасыпан, а родник — солён:

точится струйкой мутной влаги.

И облака приспущены, как флаги

с гербами

когда-то здесь родившихся богов (имён

уже и не упомню). Помню, именами

их названы скульптуры,

                                            парки,

                                                         книги.

Так время протекает! — в переплавке

всесильных мира:

былую прыть — в кирпич архитектуры:

былую стать — в захватанные стати Каллипиги,

в «менгир» Сатира.

ММ

Теперь, укутав немощи лоскутным —

из влажной пестряди (здесь: листьев) — покрывалом,

лежит Старуха выцветшей землей.

И, — как ей кажется, — как прежде не бывало,

своей равниной (веком раньше — грудью)

манит к себе бинокли кораблей.

Но только пьяный океан,

набравшийся дождём с утра пораньше,

солёным языком елозит

по мысам, косам — по рукам, ногам

изголодавшейся по ласкам Великанши,

застывшей в позе...

Земля же его лежит там. И больше не может родить. Мертва — старушиная — седая запавшая пизда планеты. Запустение.

Джеймс Джойс. Улисс

* * *

К. Л.

На четверть заступив черту оседлости,

тремя другими четвертями — азия,

ты — смесь культур, с отчаянною смелостью

произведённая родительской оказией.

Преемница Орды, нагой наездницей,

сменив пустыню на кусты, коня — на конника,

луну — на бра, веселье — на повеситься

желание, живёшь на подоконнике.

В окне — бескрайность, галлюциногенами

сгущённая в иллюзию вездешности

тебя нигде. Хотя с твоею внешностью

того же добиваются изменами.

Ты знаешь это. Думаю, поэтому, —

когда верхом на мне, изрядно загнанном, —

роняешь вдруг «для зрителей»: «С поэтами

не так уж плохо; впрочем, лучше с джазменом».

Неровной иноходью двигаешься далее —

туда, где нет причин для симуляции

приличий... (Sic!) Стихает вакханалия.

И снова наступает гравитация.

окончено к 1-му февраля 2-го года