ПОСЛЕДНЕЕ Я
поэма
1
музыка — это поэзия звука
и звук заключённый в поэзию
проще простого карандаша
где идея графита деревенеет
река выходящая из земли
есть уже не земная
в её письменах отражается небо
и так же помпезно
текут облака
время становится
всё длиннее
оттого что идеи русла и знать не знает...
только стоя на облаке
понимаешь: вся правда в земле
чья переписка с небом — язык воды
станешь слушать ручей
как чужое письмо — украдкой
и побеги небес разбирать посмелей
их беззвучие глазу приятно
даже кадык
в забытьи вдруг заходится кратком
превращая земную суть
изрыгаемую вовне
в глоток безымянного я-ства
объедки чужих вещей —
бытие и внутренность наша
небо открыто земле
а на ней ничего и в ней
что срослось бы со словом «напрасно»
ведь слово на вкус не слаще
кончика карандаша...
2
мы можем смотреть и слушать
и можем знать:
что мы смотрим и слушаем
что земля продиктована небу
чей ослеплённый знак
как в ящик почтовый прячется в сушу
и будто ответ — ночь воспоследует...
закат кренится
как стебель исполненный
сумерки день длинят
на его окончание
рука стремится продолжить тело
человек возвышает себя на колонны
словес нечаянных
и замечает: темно — светло...
вечность с клюкой —
последний день — пономарь
буквы чело числит
слова упрощает в цифирь
прирождённый кустарь
достойно выводит нули
поглощающие эфир...
3
и без царя голова кругла
буква без шпаги и без плаща
возвышается до нуля
бескрайность видимая угла
значит — что на плечах
позвоночник — перпендикуляр:
верхнее полу-я ограничено нижним:
туловище униженное де-юре
круги правит судьбы де-факто
на шейной орбите жизни
человек в миниатюре —
земной луноголовый фатум...
идея восьмеричности петляет
формит не дотрагиваясь и тело
продолжает себя в бесконечность —
душа проступает за грань нуля
в букву иную чья цельность
снаружи — сама по себе — ничья...
голову высунув в небо землистое
душа прячет внутри языка
страусиную свою суть
в затянувшемся выстреле истовом
в знаках что напоказ
посмертную речь несут...
4
человодье сочится...
слог подышать выпрыгивает
коренастый карп пьянея от воздуха
рот открыл и затряс окончанием
словно ветром разбитая книга —
омертвелая грудь греха —
освежёванное листание
мысли ветреным временем;
нет мертвее того языка
что преставился в плоскость скрижалей
готическим откровением —
послесловием длились века
камень рыбу перележал:
земных немее и водных существ
прозрачней буквенной чешуи —
молчащий кладезь с главой до небес;
о божественности не прочесть
в распластанном теле Иешуа
не родись человечество здесь
здесь — на земле и сродни ея
умирая в каждом ростке
вестью в ответ на сказ
Вышнего — водный сеятель
в тикающем виске
протекает в каждом из нас...
5
да пребудет за горсть молчания
мир в миру и от мира сего
бесконечности малая длань —
слово вошло в изначалие
безразмерным своим сапогом
времени длинь длиня...
без рода — без племени
слово влачит узнавание скорого дня
еле сводит концы с концами
бесконечно-разменное
в миру собственном — западня —
немолкнущее цунами...
белым венозным мелом
чревоточием — в непостишь
выткалась речь — ткачиха...
Солнце закатывается неумело
последняя буква — лишняя
до тех пор пока сердце стучит...
6
луна встала на голову...
бытие исписалось...
Время в секундных перьях
притягивает как павлин
вписаны в круг временные уста
плоть человеческую и прах
перемалывают в нули
душа времени верх берёт
ибо Время души — всего лишь время
как телесность в сути своей округла
человек размыкает круг — человек —
есть время наоборот —
то есть Вечность его и смерть
когда время души испускает дух —
это вечное в ней отлегло...
* * *
почему когда идут в гости
с собой не берут посуду
к мастеру со своим умом не ходят
своего удовольствия
ради; потому что люди повсюду
слыть боятся народом
и гадят себя в искусство
второй соблюдая случай
поставить двойное «с»
память сначала устно
верстает себя из кучи
в запятую на интерес
зеркальный пиная преобраз
двойному согласию кратный
это язык — оборотный
в себе и от знака порознь
половинчатый безвозвратно
в сфере мира какую поёт...
* * *
кто-то должен всё обозревать
кому-то во плоти не скрыться
в глаза — сквозь яблоко прицела
бросается земная плоскость
в когтях у коршуна уже не воробей
а страх сплошной животного резерва
единственный на свете целом
и боли нет — и нет такой игры
когда в затылок клюв ниспослан
глаза живут ещё до смертности своей
а голова кивает от ударов
невыразительно и нехотя — но будто
опять жива и даже протестует
против того что дважды убиенной
не в силах быть... опять клинчует
коршун — от торжества или от слабости минутной
вторую жизнь воробышку подарит
и всё по сторонам — смягчает сцену
невозмутим как вылитый преступник
ощипывая тщательно добычу...
мутнеет день... клюв коршуна слегка кровит
и в пухе
со стороны он кажется поранен...
если по смыслу — то всегда по краю
планетному — в сферическое место
игрушечной погибели своей
как тело — по частям — Земля по странам
космическим от вольного вращалась
чтоб в поле зрения орбиты дескать
не опуститься и дырявить налегке
голодную брюшину света белого...
ПТИЧЬЕ
военные действия этой зимой нисколечко не уместны
ни снега тебе под Москвой — ни морозища
воронам и галкам (особенно) никак не выделиться
партизанская — мировая усобица:
можно хохлиться грозно на всё подряд (кроме холода)
стрелы крыльев в обойму укладывать сколько хочется — хвосту
удивляться — его произвольным
(неуставным) подмигиваниям — сообща
совет держать — очередью короткой бить —
приказывать во саду —
в огороде (на всю ивановскую) до помётного в утробе
спазма... или холостыми за так галдя
между своих и делом — голод — открытая карта
что от правого крыла — что от левого — растянулся
и спутал все фронтовые линии
каждый зырк — горячая точка — всякий лёт —
на всю Землю за-махивается... даже в слабой
тактике перемещений (на рядом стоящее дерево) спрятан
фактически горизонтайный смысл — власть
планетарная — птичья... бесперспективность интервенции
указывает — изменить
ситуацию стаевую ничто не в силах — и никто не берёт
на крылья ответственности и клювы —
на любой высоте принимая бой...
|
